Энтони О'Нил - Шехерезада

Касыму, привыкшему к ленивой погрузке и неспешному отправлению, казалось, будто шторм сорвал его с якоря. Передние ряды каравана с пугающей быстротой удалялись по большой дороге на Куфу мимо Лисьего монастыря, и если б семерка не поспешала, хвост процессии затоптал бы ее. Поэтому курьеры с максимальной поспешностью взгромоздились на возбужденных верблюдиц, быстро привязались к седлам, качнулись вперед, откинулись назад, и почти без понуканий — которых в любом случае без того хватало из уст улюлюкавших погонщиков, — влились в поток, как щепки, подхваченные течением, повернувшись спиной к Багдаду, лицом к Мекке, ни о чем не успевая подумать, кроме самосохранения.

Местность между двумя реками была сплошь усеяна пышными садами, растительностью, пересечена ирригационными каналами, вблизи сверкавшими в свете прыгавших факелов и фонарей, вдали окрашиваясь в темно-синие и угольно-черные ночные цвета. Почти через каждую тысячу локтей стояли мосты, на каждом возникали пробки, заторы, толкучка, сумятица. Через какое-то время погонщики верблюдов запели, знакомо, как моряки в рейсе, по крайней мере слегка утешив команду. Всходившее солнце заливало поля, засаженные хлопком, съедобным гибискусом, сорго, рисом; уже виднелись пахари со своими волами, крестьяне, веявшие в шалашах из пальмовых листьев ячмень и пшеницу; слышался скрип жерновов водяных мельниц, птицы расправляли крылья, начинали жужжать насекомые, зашуршала осока; муэдзины призвали прохожих и проезжавших к молитве; караван надолго погрузился в благочестивые думы.

Когда солнце обесцветило синее небо, шейх объявил привал, о чем предупредили по линии барабаны и крики. Караван подошел к купе пальм под живописным поселением Зариран. Все спешились, потянулись, расположились в тени. В окружении своих беспорядочно бродивших, ворчавших верблюдиц семеро членов команды, доставлявших выкуп, уселись в заговорщицкий кружок вдалеке от багдадской стражи, но подобающе настороженные. В обстановке повышенной секретности разделили сухари и хлеб, одновременно знакомясь с одним неприятным последствием происходящего: запоздалым протестом никогда раньше не чувствовавшихся мышц и суставов. Боли, вкупе с разгоревшимся аппетитом, усталостью, непривычной, неморской одеждой, вызывали только раздражение. Проходивший мимо торговец оливковым маслом с подчеркнутой небрежностью поприветствовал их.

— Легковатая поклажа, — заметил он, сполна загруженный своими товарами.

Касым пронзил его взглядом:

— Что это ты имеешь в виду?

— Просто шучу, приятель, — с улыбкой объяснил мужчина. — У вас вообще груза нет.

— Угу, — буркнул Касым, не сводя с него глаз.

— Может, вы выполняете секретное задание?

Касым стал еще суровее.

— Тебе какое дело?

— Просто я любопытный, как кошка.

— А я хищный, как тигр.

— Мы правительственные инспекторы, — вмешался Юсуф. — Обследуем водопои госпожи Зубейды. Может быть, ты что-то должен нам передать?

— Что передать?

— Указания.

Мужчина растерялся:

— У меня нет никаких указаний.

— Тогда, может, как-нибудь потом побеседуем, если на то будет воля Аллаха?

— Побеседуем, если на то будет воля Аллаха.

Он отошел. Касым, презрительно хмыкнув, проворчал ему вслед:

— Сукин сын, — и взглянул на Юсуфа. — С чего это ты разговаривал с ним в таком тоне?

— Подумал, вдруг это связник, — ответил Юсуф. — Из шайки похитителей…

— Он? — Касым оглянулся на удалявшуюся фигуру.

— Кто знает?

Касым призадумался:

— Так рано?

— Почему бы и нет? Мы должны ко всему приготовиться.

— Да? И поэтому целовать землю у него под ногами?

— Шейх посоветовал к каждому относиться как к равному, — пожал Юсуф плечами.

— «Капитан корабля»?

— Он слушается приказаний одного Аллаха, — двусмысленно молвил Юсуф.

— А я — только себя самого. — Касым сплюнул в грязь. — Хотелось бы посмотреть, как этот «капитан корабля» провел бы судно в целости и сохранности через Шатт-аль-Араб. — И тут, вдруг припомнив, что недавно ему самому это не удалось, торопливо добавил: — Или прошел бы под парусами в муссонах. Или еще что-нибудь. Одних мальчишек трахать умеет.

Но, слыша в ответ на свои дерзкие замечания сосредоточенное молчание, накинулся на самую уязвимую цель, рявкнув:

— А ты за кого себя принимаешь?

Зилл растерялся от неожиданности.

— Кончай притворяться невинным ребенком. Будто не понимаешь, к кому я обращаюсь.

— Ко мне? — переспросил юноша, стараясь не выдать тревоги.

— Вот именно, к тебе. За кого ты себя принимаешь, задавая вопросы? Еще в халифском дворце нанизывал один на другой, как кебаб на шампур. Будто имеешь право рот разевать, сначала не спросив у меня.

Зилл при всей своей чуткости не догадался, что его расспросы могут показаться кому-нибудь неуместными, и поэтому честно расстроился.

— Прошу извинить меня, если…

— Не нужны мне твои вонючие извинения, — оборвал его Касым, дожидаясь возможности выплеснуть желчь с той минуты, как мальчишка унизил его на Дромадерском подворье. — Ты давно к нам прибился? Давно?

— Я…

— Вот именно. Тебя никогда с нами не было. Ты в море никогда не бывал. А суешься с вопросами, точно сам капитан. Знай свое место, парень. Никакой ты не капитан, не халиф и даже не мужчина, насколько я могу судить.

Зилл не нашел подобающего ответа, и довольный собой Касым продолжал:

— «Пожертвуем жизнью, о повелитель, не ожидая награды!» Какую игру ты затеял? Кем себя считаешь, чтобы говорить такие слова?

Зилл мучительно подыскивал надлежащий ответ.

— Никогда ничего в своей жизни не сделал, только лизал задницы, и когда халиф свою подставил, с радостью облобызал, скажешь, нет?

— Прошу извинить меня, если… — с трудом выдавил Зилл.

— Опять извиняешься, да? — не отступал Касым. — Я тебе сообщу, когда захочу услышать извинения.

Зилл нашел другую формулировку:

— Правда я подольщался, но лишь для того, чтоб получить задание. Если перестарался, то… — Он чуть не повторил «прошу прощения».

— Знаешь, что ты чуть не лишил нас очень многого? Практически всего? Сегодня от нас нос воротишь, завтра постараешься стряхнуть нас с дерева. Сколько, по-твоему, стоит наша жизнь? А? Разреши мне сказать. В десять раз дороже жизни какой-то вонючей царицы, какие бы у нее ни были сиськи.

— Эй, — неожиданно предупредил Таук, ткнув пальцем им за спину на заинтересованно присматривавшихся торговцев светильниками. Касым всегда громогласен, в особом возбуждении переходит на крик, а они сейчас не в пустом океане.

Последовала виноватая пауза в ожидании, когда угаснет любопытство купцов. Наконец Зилл осторожно продолжил с неподдельным волнением: