Радченков О.М. - Тайна сенатора Карфагена

Когда всадники удалились на достаточное расстояние от последнего придворцового строения – и от возможных ушей соглядатаев Галы, – нумидиец сделал знак охране оставаться на месте.

Он и Адербал пустили лошадей неторопливым шагом, не мешающим их беседе.

– Я слушаю тебя, карфагенянин, – холодно произнес Гауда.

Он не любил Карфаген, не любил его жителей, притеснявших его страну, поэтому не чувствовал приязни к Адербалу. Талисман Канми обязывал относиться с уважением к его обладателю, но не более того. Адербал чувствовал это, но был уверен, что после его рассказа отношение Гауды к нему коренным образом изменится.

– Гауда, ты – мой названный брат! – торжественно произнес он.

Видя, что на лице Гауды снова явственно проступило изумление, Адербал продолжал:

– Эта воля Батия, оглашенная им в присутствии твоего брата – Хирама. Мы стали родными во время похода в Италию, где не расставались ни на один день. Мы делили пищу, воду и палатку. А иногда и вино. – Он широко улыбнулся. – Прикрывали друг друга во время сражений. Каждым вечером, сидя у костра, воспоминали своих близких. Я знаю и о тебе, и о твоей благородной семье – всё. Я могу перечислить твоих предков до седьмого колена и назвать все земли, по которым кочует ваш род.

Глаза Гауды увлажнились, и он сказал с теплотой в голосе:

– Прости меня, брат, за холодный прием. Скажи мне, где сейчас отец и мой любимый брат? Надеюсь, они здоровы, и боги уберегли их от ран и увечий?

– Будь мужественным, Гауда, и выслушай печальную весть,– вздохнув, скорбным тоном промолвил Адербал. – Твои родные мертвы уже более двух лет. Я плакал, как ребенок, узнав об этом. У меня не было более надежных друзей. Думаю, никогда и не будет…

Адербал подробно рассказал ему о схватке у стен Нолы, об обстоятельствах гибели Батия и Хирама.

Гауда слушал его, стиснув зубы и вцепившись мертвой хваткой в гриву коня. Когда Адербал описывал то, что он увидел на городской стене, молодой нумидиец громко застонал, словно от невыносимой боли, и разрыдался.

Однако, быстро взяв себя в руки, – все-таки он же мужчина и бесстрашный воин, – Гауда с трудом проговорил:

– Прости, брат, мне нужно побыть одному…

Стегнув коня плетью, он рванул с места и растворился в ночи. Адербал с охраной остались ожидать его возвращения.

Прошло более часа, прежде чем из темноты появился силуэт всадника. Гауда молчал и знаком приказал следовать за ним. Какое-то время все ехали, не проронив ни слова.

– Мы должны принимать то, что посылают нам боги, – наконец произнес Гауда. – Умоляю тебя, Адербал, расскажи мне все о походе. О ваших беседах. О том, что говорили мой отец и мой любимый брат. Я хочу знать все! Только… прошу тебя, как брата: не рассказывай никому, как они погибли. Они – благородные воины, а не преступники или рабы, и не должны были умирать такой позорной смертью. Будь проклят римлянин, отдавший приказ так поступить с ними!..

Долгое время Адербал рассказывал Гауде о том, что было с ними на войне, начиная с осады Сагунта, в которой он успел принять участие, и заканчивая битвой у стен Нолы. Гауда слушал, не перебивая.

Когда Адербал закончил, он некоторое время обдумывал услышанное, мысленно переживая все описанные приключения.

– Вы – настоящие герои! – Гауда сжал локоть Адербала свободной рукой. – Я всегда восхищался моим отцом. А сейчас восхищаюсь вдвойне. Того, что вы пережили за четыре года, другим хватит на целую жизнь…

Потом он остановил коня, прижал левую руку к сердцу, а правую, согнув в локте, поднял вверх и торжественно произнес:

– Брат! Я в любом случае отправлюсь на войну с римлянами. И клянусь тебе – пусть боги будут свидетелями! – мое сердце не успокоится, пока смерть моих близких не будет отомщена двумя смертями римлян, облеченных высшей властью! И если я не исполню эту клятву, на этой земле мне никогда не будет покоя!

– Но царевич Масинисса ни за что не отпустит тебя, – возразил Адербал.

– Значит, Масинисса поедет со мной! Я сумею убедить его вступить в войну, а он сумеет убедить Галу! Ведь вы за этим сюда прибыли? Тем более, что Гала жаден, а вы предлагаете ему испанское золото. Масинисса сумеет сломить его старческую нерешительность. Он давно мечтает перебить хребет Сифаксу и не дать ему усилиться в Нумидии.

– Кстати, брат, насколько мне известно, Масинисса влюблен в прекрасную карфагенянку Сафонисбу?

– Да, – удивившись неожиданному вопросу, ответил Гауда. – После смерти своей жены Дахии, царевны из племени гетулов, он остался один. В прошлом году по требованию Совета Масинисса отвез свою дочь, семилетнюю Кахину, в Карфаген, где она осталась в качестве заложницы. Там он познакомился с Сафонисбой и влюбился в нее без памяти. Он ждет разрешения ее отца, Гасдрубала Гискона, на брак с ней.

– Ты можешь использовать в качестве весомого довода то, что Гасдрубал Гискон в настоящее время в Испании и ждет помощи нумидийцев, – улыбнувшись, сказал Адербал.

Гауда посмотрел на своего нового брата с уважением.

– Ты мудр не по годам. Конечно, Масинисса хочет добиться расположения своего будущего тестя. Можешь считать, что ваша миссия закончилась успешно, – с удовлетворением закончил он.

Развернувшись, маленький отряд поскакал в сторону дворца.

Центурионы Квинт Статорий и Вибий Алиен гордо восседали на лучших нумидийских жеребцах из личных конюшен царя Сифакса. Им было чем гордиться. Они, младшие командиры римской армии, командовали целыми тремя легионами. И пусть эти легионы состоят из варваров - нумидийцев, но все же под их началом не сто двадцать солдат манипулы, а пятнадцать тысяч воинов.

«Были бы они еще и римлянами, вот тогда…» – мечтательно думал Вибий Алиен. Впрочем, что было тогда, вообразить он толком не мог. Центурион знал, что ему никогда не командовать даже одним римским легионом, это - удел аристократии, но его самолюбие сейчас было удовлетворено.

Конечно, доспехи нумидийцев не слишком походили на римские (слишком много шкур, кожи, и очень мало бронзы), а буйный нумидийский нрав не позволял слаженно действовать в строю (темпераментным африканцам не хватает терпения), но в целом, хотя бы внешне, легионы выглядели достаточно грозно. Центурионам удалось научить солдат чувствовать плечо товарища, слушаться команд и более или менее придерживаться римской тактики ведения боя.

Сейчас, ранним утром, новоявленные легионеры выстраивались на поле грядущей битвы, где Сифакс решил дать бой Гасдрубалу.

Манипулы выстраивались в три шеренги – по римскому образцу.

Нумидийцы не делились на молодых гастатов, опытных принципов и тяжеловооруженных ветеранов-триариев, как это было заведено у настоящих легионеров – в зависимости от возраста, опыта и имущественного ценза. Нумидийцы в этом отношении оказались равны – мало опыта и одинаковое простое оружие. Поэтому первая шеренга манипул состояла из молодых солдат (это единственное, что делало их похожими на римских гастатов), вторая – из солдат среднего возраста (тот же единственный критерий, заимствованный от принципов), а вот с ветеранами была проблема, поэтому в третью шеренгу, где должны находиться триарии, центурионы поставили солдат, отобранных ими лично.