Фредерик Бриттен Остин - Наполеон

Но что было совершенно неверно — о, как ненавидел Бонапарт лживые парижские сплетни, иногда доходившие до его ушей! — так это то, что Баррас дал ему Итальянскую армию как взятку за то, что Наполеон согласился взять в жёны брошенную им, Баррасом, любовницу. Именно Карно, военный министр, назначил его главнокомандующим, когда старый осёл Шерер, командовавший в то время Итальянской армией, в ответ на присланные инструкции написал, что человеку, составившему для правительства планы вторжения в Италию и разгрома пьемонтцев и австрийцев, лучше всего осуществить их самому. Бонапарт сделал предложение Жозефине ещё несколько недель назад, но она капризничала и согласилась назначить точную дату заключения их союза только после его официального назначения главнокомандующим. Оборванная, голодающая и не слишком послушная армия, которой он теперь руководил, располагалась в узком, упиравшемся в тупик коридоре между горами и Средиземным морем. Ни один из прославленных генералов не хотел командовать ею и воспринял бы такое назначение как глупую шутку. Для Бонапарта же это было исполнением заветной мечты. Даже Жозефина не смогла задержать его ни на один день. Впрочем, она и не пыталась — лишь улыбнулась и помахала на прощание, когда в сгущавшихся сумерках мартовского дня он освободился из её объятий и скрылся в экипаже.

Он живо представлял себе их бракосочетание в мэрии. Регистрация была назначена на восемь часов вечера. Но он задержался в военном министерстве, завершая тысячи нужных для предстоящей кампании дел. Бонапарт диктовал перечень необходимого военного снаряжения, продовольствия, оружия, обмундирования, медикаментов и был бы рад получить половину от просимого. Он отдавал распоряжения гражданским транспортным службам о предоставлении повозок, лошадей, вьючных животных. Он составлял проекты приказов военного министерства Шереру о районах сосредоточения различных дивизий, разбросанных вдоль Ривьеры от Марселя почти до Генуи, а также о сборе ещё находившейся на зимних квартирах у Роны и крайне нуждавшейся в фураже на побережье горной кавалерии. В этой спешке, требовавшей предельной сосредоточенности, он едва не забыл о Жозефине. И лишь к одиннадцатому часу Наполеон успел в один из бывших аристократических особняков на улице д’Антен и, вместе со своим юным адъютантом Лемарруа торопливо поднявшись по широкой лестнице, буквально ворвался в комнату на втором этаже.

Собравшиеся на церемонию ожидали его уже два часа. Свечи догорали. Баррас и Тальен были рассержены, но Жозефина, сидя около камина, послала ему обольстительную улыбку. В кресле у своего бюро расположился мэр. Он уже дремал. Бонапарт подошёл к нему и потряс за плечо. «Валяй, гражданин! Жени нас быстрее!» Чиновник вздрогнул и, смешно вскочив, поспешил совершить необходимые формальности. Жозефина достала новенькое свидетельство о рождении, датированное июнем 1767 года (получалось, что ей всего двадцать восемь, и не годом больше!). Один из её знакомых, приехавший с Мартиники, проговорился Бонапарту, что она родилась в 1763-м. Бонапарт подал наспех выписанное свидетельство о гражданском состоянии: но и этот документ не внушал большого доверия. Наполеон галантно прибавил себе восемнадцать месяцев, чтобы их возраст почти сравнялся; но поскольку происхождение на свет в феврале 1768 года сделало бы его, корсиканца, генуэзским подданным, он записал местом своего рождения... Париж! Какая разница?.. Главное — законный брак! И как можно скорее. Предстояло так много сделать, а времени для этого оставалось так мало! Он нацарапал свою подпись — «Наполеоне Буонапарте». Последний раз в жизни. Он уже решил изменить это непривычное для французского уха итальянское имя, которое никогда не смогло бы стать популярным в народе, на более благозвучное — «Бонапарт». Тем более что кое-кто из его предков уже пользовался таким приёмом.

Как они все дружно хохотали после церемонии над жестами, не слишком пристойными для чинных поздравлений! Он ненавидел эти ужимки Барраса и Тальена, он жаждал обнять свою избранницу и благоговел перед ней. Помогая ей надеть накидку, он прижал к себе её податливое тело, скрытое длинной, свободной туникой. В то время как собравшиеся шли по лестнице, Баррас и Тальен продолжали отпускать свои шуточки, и Жозефина тихонько посмеивалась. Внизу, во дворе, их ждала карета. Несколько месяцев тому назад Баррас распорядился предоставить ей из бывших королевских конюшен пару вороных кляч и видавшую виды карету в качестве компенсации за карету и лошадей, конфискованных у неё после смерти арестованного и угодившего на гильотину мужа, генерала Богарне. Колёса оглушительно грохотали по плохо освещённым булыжным мостовым, а мысль о первом муже Жозефины, отце её детей (они были очаровательны и уже завладели сердцем Наполеона), неотступно преследовала Бонапарта, пока он наконец не отогнал её прочь раз и навсегда. Его опьяняла близость Жозефины, исходивший от неё слабый аромат духов. И, несмотря на протесты (временами она бывала с ним чертовски холодна), Наполеон грубо, почти свирепо прижал её к себе. Моя!

Наконец они прибыли на улицу Шантерен. Приветствуя их, из дома с факелами в руках вышли слуги. На лестнице он ещё раз нетерпеливо сжал Жозефину в объятиях.

Спальня — овальная комната на втором этаже с массой зеркал, с кроватью в алькове, украшенном изображениями птиц — была ему хорошо знакома. На кровати, свернувшись клубочком, лежала Фортюне, маленькая, обожаемая Жозефиной собачонка. Он не осмелился согнать эту дрянь с её привычного места. С холодной усмешкой Жозефина настояла, чтобы собачка всегда спала с ней. Он волей-неволей был вынужден ложиться в постель, на которой валялась Фортюне. Однажды эта ревнивая тварь укусила его за ногу. Жозефина капризничала и была совсем не такой страстной, как раньше. Она была с ним скорее холодна, зевала, ссылалась на усталость. Его охватила тревога. Получалось, что теперь, когда он из романтического любовника превратился в законного супруга, она больше не любит его! Мужья в её парижском мире были предметом насмешек; над ними потешались, им изменяли. Но он пробудит в ней страсть, заставит шептать слова любви! Он бросился на Жозефину, как на вражескую крепость, и взял её приступом. Она слегка испугалась.

Как восхитительна она была! Как не похожа на других женщин! Она должна приехать к нему, последовать за ним в армию! Он будет настаивать на этом. Он не оставит её среди соблазнов Парижа, которые так хорошо знает. Жить без неё невозможно. От одной мысли о Жозефине его бросало в жар. Её неподражаемая грация, чарующая улыбка преследовали Бонапарта, всё время стояли перед глазами. Ему казалось, что он по-прежнему ощущает волнующую нежность её прикосновений, всё ещё чувствует неописуемую сладость её поцелуев. Воспоминания о теле Жозефины были живыми до галлюцинаций, доводили его до сумасшествия тем, что реальность была от него далека. Он был безумно влюблён. Впервые в жизни он любил со всей силой своей страстной натуры, которую долго сдерживали обстоятельства и которая теперь словно взорвалась. Его одинокая, проведённая в бедности юность была целомудренной. Он мог бы припомнить девушку, с которой познакомился в Пале-Рояле. Мог вспомнить легкомысленную мадам Тюрро — это было во время кампании Второго года; помнил короткую интрижку с мадам Саличетти, женой могущественного представителя властей, из-за которого после падения Робеспьера он сам угодил в тюрьму и которого не выдал, когда тот прятался от властей. Более того, Бонапарту наконец удалось устроить Саличетти, такого же, как и он сам, корсиканца, одним из двух гражданских представителей правительства в Итальянской армии. Они будут работать вместе, рука об руку... И если не считать нескольких минут наслаждения, купленных за деньги в годы военной службы, этим кончался список его побед, не тронувших его сердца. Правда, год тому назад в Марселе сестра жены его брата Жозефа, шестнадцатилетняя Дезире-Эжени Клари пробудила в нем нежное чувство. Их брак был уже почти решённым делом, но Наполеон был вынужден оставить службу и бедствовал в Париже. Своим молчанием Дезире лишила его надежды, и Бонапарт также перестал писать ей. Постепенно её образ был вытеснен очаровательными парижскими модницами, на которых Наполеон мог только жадно смотреть, стесняясь своей бедной, потёртой одежды. От нехватки средств он пришёл в полное отчаяние и начал предлагать себя в мужья всем без разбора. Он комично сватался к сверстнице и давнишней подруге своей матери, гостеприимной мадам Пермон, к мадам Бушарди, а однажды ему пришла в голову совершенно дикая мысль предложить себя Монтансье — потасканной и скандально богатой актрисе «старого режима». Он совсем забыл маленькую, невинную Дезире-Эжени. В сущности, он никогда не любил её — так, юношеское увлечение, сентиментальное и несерьёзное...