Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

— Совет хорош, но я сомневаюсь, — добавил Бартоломе, — что тогда каноник Андрес вообще когда-нибудь получит переводы арабских манускриптов гранадского халифата!

— Дядя Андрес уже три раза откладывал свадьбу, — печально сказал Леон. — Сейчас так много приходится заниматься его «Хроникой»…

— Ты просто ягненок, — рассердился Бартоломе. — Я бы на месте Тересы давно поссорился с тобой…

— Или убежал с каким-нибудь кабальеро, — улыбнулся Алонсо.

— Вот вы смеетесь надо мной, друзья, а годы проходят.

— Ты должен поставить каноника Андреса перед свершившимся событием. Прийти и сказать: вот моя жена — Тереса Мондольедо-Бернальдес!

— Ну нет, Бартоломе! Дядя Андрес воспитал меня как сына, а я окажу ему такое неуважение? Тереса и я любим друг друга и подождем.

— Пожалуй, верно! Но помни, наши подарки — золотые пряжки от Алонсо и изумруды моей матери — также терпеливо ждут дня свадьбы.

— Что ты, Бартоломе! Фамильные драгоценности должны принадлежать твоей будущей жене.

— Молчи, Леон. Ты знаешь, что мне никогда не будут нужны эти изумруды.

Леон посмотрел на своего друга и ничего не ответил. Он вспомнил свой давний разговор с Мигелем в Саламанке. Оказался прав он, а не Мигель: сердце Бартоломе разбито, он никогда не забудет Беатриче.

Этот летний день был похож на множество подобных дней, но никогда, до самой смерти, не мог вспоминать о нем Бартоломе без жгучей боли в сердце.

Рано утром ушел от них Леон, торопясь в библиотеку, чтобы сидеть до вечера над арабскими переводами. Ночью Алонсо снова кашлял, и, обеспокоенный этим, Бартоломе решил отменить задуманную поездку на парусной лодке.

— Почитаем сегодня в патио, — ласково сказал Бартоломе огорченному Алонсо. — Я получил книги из Италии. Вот смотри, Данте…

Алонсо быстро утешился, так как на книги готов был променять любую прогулку.

Бартоломе начал читать вслух «La divina Commedia» — «Божественную комедию», — читать медленно, наслаждаясь певучей итальянской речью…

— Как хорошо ты читаешь, Бартоломе! Можно подумать, что итальянский — твой родной язык, — удивился Алонсо.

— Меня учила этому языку Беатриче. Но не огорчайся, и ты постигнешь язык Петрарки и Данте, мы скоро начнем им заниматься. А сейчас послушай, я переведу тебе, что говорит Данте о своей Беатриче…

Неожиданно чтение было прервано приходом слуги Хасинте.

— Сеньор! — позвал он. — Там вас спрашивает коррехидор [42] Коррехидор — лицо, назначенное алькальдом (судьей) для наблюдения за порядком в городе или сельском округе; старший стражник. .

Бартоломе удивленно опустил книгу на колени:

— Коррехидор? С каких это пор я разговариваю с коррехидором? Пусть обратится к майордому Мануэлю. А ты попроси, Хасинте, тетушку Мархелину прислать нам апельсинового сока.

Хасинте ушел, но через несколько минут вернулся:

— Сеньор! Коррехидор требует вашу милость.

И не успел он закончить свои слова, как в патио вошел коррехидор.

— В чем дело, любезный? — недовольно спросил Бартоломе. — Разве вам не передал мой слуга, что по всем делам обращаться к майордому?

— У меня поручение к вам, ваша милость, — возразил коррехидор, протянув пакет. — Вот, извольте получить!

— Хорошо, ступайте. Хасинте, проводи…

Коррехидор усмехнулся:

— Не спешите, ваша милость! Я не сойду с этого места, пока вы не прочитаете королевский указ.

Бартоломе, рассерженный непонятной настойчивостью, сломал печать и вскрыл пакет.

— Этого не может быть! — вскричал Бартоломе, пробежав глазами указ. — Это… это ошибка! Вы знаете, что написано здесь?

Коррехидор важно кивнул головой:

— Не только знаю, ваша милость, но даже более: мне придется увести теперь же вашего раба, — и он небрежно показал рукой в сторону Алонсо.

— Вы сумасшедший! — не сдержав себя, закричал Бартоломе. — Какой же это раб? Это сеньор, прошу запомнить, член моей семьи, и, клянусь честью, я скорее лишусь правой руки, чем расстанусь с ним!

— Не горячитесь, ваша милость, — ответил спокойно коррехидор. — Посмотрите-ка лучше, чем вам грозит невыполнение указа.

Алонсо быстро поднял с каменных плит двора упавший указ и прочел вслух:

— «…и да будет известно, что подчиниться данному указу о возвращении всех индейцев-рабов, вывезенных в 1495 году из Индии, обязаны все, без различия положения и звания, под страхом нашего королевского гнева и смертной казни. И, кроме того, приказываем этот указ выполнить не позже, как через три дня под страхом той же кары, для чего поручаем алькальдам, альгвасилам и коррехидорам, под их личную и неуклонную ответственность, проследить, как выполняется то, что мы повелеваем.

Дано в городе нашем Гранаде в двадцатый день июня от рождения спасителя нашего Иисуса Христа 1500.

Я — король. Я — королева. Хуан де Колома — секретарь».

Бартоломе обнял Алонсо:

— Не бойся, мой мальчик! Есть еще справедливость в Кастилии! Я вымолю ее на коленях у самой королевы. Она милосердна… А вас, — обратился Бартоломе к коррехидору, — вас я прошу лишь об одном: не забирайте сейчас с собой моего пажа, оставьте его дома. Он только недавно перенес тяжкую болезнь, и это может быть гибельным для него!

Коррехидор с сомнением покачал головой:

— Но я не имею права, ваша милость.

— Алонсо, оставь меня!

Когда Алонсо и Хасинте вышли из патио, Бартоломе взял тяжелый кошелек и положил коррехидору в карман камзола:

— Вы небогаты, друг мой, и сделаете мне большое одолжение, взяв этот скромный подарок. Я же прошу вас на два дня дать мне отсрочку. Даю вам слово, я не подведу вас! За два дня я добьюсь отмены указа.

Коррехидор смягчился:

— Вы добры, ваша милость, и не захотите подвести меня, ибо мне грозит гнев моего начальства. Ведь я подневольный человек! Помните, что через три дня из порта Сан-Лукар отходит каравелла с рабами, и ваш паж должен быть там.

— Я не подведу вас. И не позднее чем через два дня привезу приказ о том, что мой паж остается в Севилье!

— Дай вам бог удачи, сеньор, — ответил коррехидор. — Видно, вы крепко привязались к своему индейцу. И то, похож он стал на настоящего кабальеро.

С этими словами коррехидор поклонился и ушел.

В патио вернулся Алонсо. Он был взволнован, но держался спокойно.

— Алонсо, не бойся. Я все переверну в Кастилии, но не отдам тебя!

— Я верю тебе, — ответил Алонсо, — и не боюсь ничего.

Бартоломе приказал оседлать Гермеса.