Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

Диего Колон подумал, что в помощь недалекому и жадному Веласкесу надо дать человека разумного и честного. Выбор пал на Бартоломе де Лас-Касаса, которого молодой вице-король очень ценил.

— Нам надо во что бы то ни стало, — говорил Диего Колон, — избежать ошибок, допущенных ранее на Эспаньоле. Поймите, дорогой Бартоломе, я хочу, чтобы наш приход на Кубу не был насильственным захватом ее земель и порабощением мирных индейцев. Хватит с нас преступлений Бобадильи и Овандо!

— Я счастлив служить доброму делу, Диего. Но я думал прежде всего приложить свои силы на Эспаньоле.

Но неожиданно вице-король нашел союзника.

— Вы должны согласиться, Бартоломе, — сказал Педро Кордова. — Поезжайте на Кубу, сдерживайте дурные порывы испанцев, насаждайте мирные отношения с индейцами, раз уж выпала нам печальная обязанность быть колонистами Нового Света!

Эти слова, идущие от разума и сердца, уничтожили колебания Бартоломе. Без сожалений оставил он на попечение Рентерии асиенду. Он был назначен капелланом в отряд лейтенанта Памфило де Нарваэса, которого Веласкес послал в 1511 году вторично «открывать» Кубу.

Уже третий день блуждали Бартоломе и его спутники в горах Баракоа. Опасность таилась в каждом ущелье, в зарослях густого тропического леса. Продовольствие уменьшалось, запас воды кончился. А горные речки и ручьи пересохли…

Бартоломе, как всегда выносливый и бодрый, шел впереди своего маленького отряда. Старик Хасинте, следовавший за ним, сказал:

— Сеньор, мы углубляемся в горы, а нам надо вниз, к морю.

— Я знаю, но посмотри, что внизу, — и Бартоломе показал на обрывистые края гор.

— Здесь не спустишься, вы правы, сеньор. А что если нам разделиться и пойти искать дорогу?

— Нет, Хасинте, ты же знаешь правило: ни в коем случае не разбивать отряда, сколь бы велик или мал он ни был.

Вдруг раздался радостный голос молодого солдата Рамона:

— Я вижу дымок над деревьями! Тут где-то жилье!

— Нашел чему радоваться, прости господи, дурень! — проворчал старый солдат Фернандес. — А если это собаки-индейцы, да еще беглые? Несдобровать нам тогда.

Карта Кубы.

— Я запретил называть индейцев собаками, Фернандес, — строго сказал Бартоломе. — Да и почему же нам бояться их? Мы идем с мирными целями и не причиним никому никакого вреда.

— Эх, сеньор капеллан! — проговорил Фернандес. — Видно, вы недавно на островах. А я еще со старым Адмиралом ходил. Разве стрелы станут разбирать, кто мирный, а кто — нет!

Быстро наступившая тропическая ночь застала их в лесу.

— Надо бы сделать привал, сеньор…

Но не успел Хасинте кончить, как неожиданно их окружили вооруженные индейцы, бесшумно выскользнувшие из-за деревьев.

— Спокойно, друзья, — сказал Бартоломе. — Не оказывайте сопротивления. И нам не грозит никакая опасность!

Испанцам связали руки, отобрали оружие и повели в глубь леса. Молодой воин длинным ножом прорубал дорогу через почти непроходимые заросли.

На рассвете они вышли на небольшую поляну. Солнечные лучи едва пробивались сквозь ветвистый свод леса.

Пленников оставили на поляне под охраной двух индейцев, а остальные скрылись в пещере, вход в которую был почти незаметен.

Испанцы едва стояли на ногах от усталости, голода и жажды. Особенно страдал от жажды солдат Рамон, он был почти без сознания.

— Друг мой, — по-аравакски обратился Бартоломе к одному из стороживших их индейцев, — принеси моему товарищу немного воды.

Индеец, услышав аравакскую речь, был удивлен. Презрительная усмешка показалась на его лице, но он промолчал.

— Ведь он же не враг тебе, а ты не хочешь помочь…

— Когда мой отец, великий вождь Атуэй, горел на костре, сложенном испанцами, он страдал больше этого солдата, — мрачно ответил индеец.

— Но не все испанцы таковы, — возразил Бартоломе, — среди них есть добрые и справедливые люди.

На лице индейца снова появилась презрительная улыбка, но он ничего не сказал.

Другой индеец резко сказал на ломаном испанском языке:

— Не оскверняй аравакскую речь, испанец!

Из пещеры вышел в сопровождении нескольких воинов молодой индеец. На плечах у него был накинут, как и у всех индейцев, плащ из шкурок агути, но на нем были испанские кожаные штаны и низкие сапоги. И вооружен он был не луком и стрелами, а испанским коротким кинжалом и аркебузом. Что-то очень знакомое показалось Бартоломе в резких чертах красивого, но сурового лица. И когда индеец заговорил, он узнал его голос!

— Алонсо! — вскричал Бартоломе.

Индеец протянул к нему руки:

— Бартоломе, брат мой!

Потом быстро приказал страже:

— Развяжите испанцев. Дайте им поесть. Больного отведите в пещеру и окажите помощь.

Бартоломе не выпускал руки Алонсо из своих рук:

«Всемогущий боже! Этот мятежный индейский вождь — его названый брат! Ласковый, нежный мальчик, выросший в его доме, воспитанный им…»

— Бартоломе, — сказал по-испански Алонсо, — пойдем в мою пещеру. Не опасайся, твоим спутникам не причинят никакого вреда.

Они, не выпуская рук друг друга, вошли в небольшую полутемную пещеру.

— Баона, оставь нас! — приказал Алонсо мальчику, который был там.

Когда Бартоломе и Алонсо остались одни, они, уже не сдерживая волнения и радости, крепко обнялись.

— Алонсо, — сказал Бартоломе, — ведь мне сказали, что ты погиб на рудниках Сибао более десяти лет тому назад!

— Я пережил такие вещи, Бартоломе, что приключения Одиссея, о которых ты читал мне в Севилье, — сказка для детей! Но ты голоден, вот свежая вода и маисовые лепешки.

В то время как Бартоломе ел, Алонсо с любовью смотрел на брата.

— Как же я сразу не смог узнать тебя! Теперь я вижу, что ты совсем мало изменился, только очень похудел и стал смуглым, как настоящий островитянин.

— А мне казалось, что за эти десять лет я постарел по крайней мере на двадцать.

— Нет, нет! Ты такой же, как и прежде, — и Алонсо снова сжал руку Бартоломе.

— Ты нашел своих родных, Алонсо?

— Нет! — с горечью ответил Алонсо. — Я узнал, что мой отец, напуганный кровавой бойней тысяча четыреста девяносто пятого года на Эспаньоле, увел всех жителей своего селения в горы. И там они погибли от голода. Почти все, кроме нескольких воинов, которые теперь в моем отряде.

— Бедный друг мой, ты так и не видел своего отца! Теперь ты, как и я, одинок на свете…