Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

После Лас-Касаса говорил монах, а затем Диего Колон, который подтвердил, что все сказанное ими — правда. Кеведо хотел выступить снова с возражениями, но канцлер ответил:

— Сеньор епископ, если у вас еще есть что сказать, его величество приказал вам написать об этом.

Кеведо, будучи тонким дипломатом, составил свою записку совершенно в духе выступления Лас-Касаса. Когда великий канцлер показал Бартоломе эту записку, тот улыбнулся:

— Я готов подписать доклад этого маятника. Разве я сказал вам более того, что здесь написано? Теперь вы видите, ваша милость, что не я сам придумал все ужасы о разорении Индии.

Случилось так, что Кеведо простудился, сильно занемог и умер. Узнав об этом, Бартоломе иронически говорил друзьям: «Это произошло потому, что Кеведо восстановил репутацию Касаса, но не смог пережить этого!»

Несмотря на противодействие Фонсеки, все же 19 мая 1520 года король подписал указ о предоставлении земель для поселений по плану Лас-Касаса. Ему дали 200 лиг по Жемчужному Берегу, начиная от провинции Кумана до провинции Санта-Марта включительно.

Бартоломе сразу же написал Рентерии и просил его готовиться к переезду. Сам он также собирался в дорогу: купил книги, получил много подарков для индейцев от своих друзей. С собой он брал несколько человек простых земледельцев, из тех, что записались еще в Берланге. Он так и не нашел пятидесяти кабальеро для своего братства «рыцарей золотой шпоры». Знатные кастильцы не очень хотели ехать трудиться в Индию, и Бартоломе возлагал надежды найти «рыцарей» из испанцев-колонистов.

Перед отъездом из Барселоны он был у кардинала Адриана. Тот при прощании сказал:

— Я хочу подарить вам, лисенсиат, книгу английского ученого Томаса Мора. Я недавно получил ее из Базеля, где она была напечатана не без помощи моего старого друга Эразма Роттердамского, который является приятелем Мора. Вот она, «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия»… Она вам будет интересна!

Перед отплытием из Севильи в Новый Свет Бартоломе удалось навестить Эрнандо Колона. Тот встретил его горестной новостью.

— Мы получили известие, сеньор, о том, что каравелла Мигеля погибла в стычке с пиратами…

— А сам Мигель? — с испугом спросил Бартоломе.

— Мигель и его команда мужественно сражались с англичанами, но их взяли на абордаж и потопили…

Потрясенный Бартоломе долго молчал.

— Это большое горе, Эрнандо, — наконец сказал он. — Хотя жизнь и разлучила нас, но светлая юношеская дружба никогда не забывается. Я любил Мигеля и Леона как братьев, а теперь одного из нас не стало…

Желая отвлечь гостя от тягостных мыслей, Эрнандо показал ему свою коллекцию книг. Она была великолепна. Бартоломе вспомнил библиотеки ректора и дона Д’Ольмедо, но молодой Колон превзошел их.

— Я начал составлять каталог, — сказал Эрнандо, гордый эффектом, который произвела его библиотека. — На каждой книге я всегда пишу, где и когда ее приобрел. А вот старинные книги, особенно ценимые моим отцом: Аристотель, из которого он почерпнул сведения об Антильских островах, Страбон, Птолемей и, наконец, самая любимая — «Медея» Сенеки…

— И я знаю, какие слова подчеркнул дон Кристобаль: «…придет время, и цепи океана распадутся, и кормчий откроет новые миры…» — проговорил Бартоломе. — Бедный Мигель, эти слова были и его девизом.

— Отец мой любил все, что имело отношение к морским плаваниям. Они манили его всегда… и он отдал им всю жизнь.

Прощаясь, Бартоломе еще раз сказал Эрнандо, чтобы тот настойчиво и терпеливо собирал все, что может понадобиться ему при составлении великого труда — истории о жизни и деяниях Адмирала Кристобаля Колона.

— И, если будет нужно, я всегда помогу вам, дорогой Эрнандо.

…Но прошло немало лет и событий, прежде чем Бартоломе смог выполнить свое обещание.

Накануне того дня, когда Бартоломе покидал родину, 10 ноября 1520 года, неожиданно приехал в Севилью Леон Бернальдес.

— Какое счастье, Леон, что мы свиделись! Ведь прошло восемнадцать лет со дня нашего прощания на пристани Сан-Лукар!

— И сейчас не пройдет и ночи, как я снова буду провожать тебя, — ответил Леон. — Но ты не сказал мне еще где Мигель?

— Леон, приготовься выслушать горестное известие: нашего Мигеля нет.

И Бартоломе рассказал о гибели каравеллы «Анхела».

— Бедный Мигель, — промолвил Леон, едва сдерживая слезы. — Бедный друг…

Их молчание, полное скорби, было последним «прости» Мигелю де Арана, старому другу, отважному моряку.

Длинная повесть Бартоломе о годах жизни в Индии, о встрече с Алонсо, о дружбе с Рентерией, о планах на будущее продолжалась до полуночи. Леон сказал:

— Я знал, что так кончится, Бартоломе. Только я думал, что это случится раньше.

— Я поздно прозрел, Леон, но клянусь…

— Не надо, Бартоломе. Я верю в тебя так, как верил всю жизнь. Ведь из нас троих ты самый умный и талантливый.

— Перестань, Леон, я еще ничего не сделал. Да и сделаю ли? Слишком много препятствий на пути, слишком мало людей, способных понять меня. Вот если бы ты или твои сыновья…

— Они еще слишком молоды, Бартоломе. Но знай, я воспитываю своих сыновей так, как учил нас дон Висенте. И если мне не суждено было выполнить то, что надо, это сделают они.

— Ты пошлешь их в Саламанку?

— О нет, Саламанка уже не та, что раньше. Засилье схоластов-теологов — вот нынешняя Саламанка. И, хоть нам с Тересой тягостна мысль о разлуке с сыновьями, я решил послать их учиться в Италию или в Германию.

— Но как же так? Я едва верю: Саламанка, светоч разума…

— Эх, друг мой, — невесело усмехнулся Леон, — ты занят только своей Индией и не видишь, что делается в Испании. Огромный застенок — вот что такое Испания сейчас. Мы возлагали большие надежды на молодого короля Карлоса, воспитанного в гуманном духе фламандцами. В начале царствования Карлоса собрания кортесов Кастилии, Арагона и Каталонии требовали упразднения инквизиции, и король обещал! Но кардинал Адриан, ставший великим инквизитором, отговорил короля от выполнения этого обещания.

— Кардинал Адриан, просвещенный фламандец! Друг Эразма Роттердамского! Даже не верится…

— И тем не менее это так. Кардинал настолько повлиял на образ мыслей молодого короля, что тот стал покровителем инквизиции. И все осталось как было. Ты помнишь дона Ольмедо?