Томас Костейн - Серебряная чаша

Какое-то время она молча наблюдала за ним. Глаза ее увлажнились, дыхание участилось… Елена пыталась своим волнением привлечь внимание Василия. Не в силах сдержать его, она схватила юношу за руки.

— Василий, разве ты не счастлив видеть меня? А, я понимаю, ты испытал на себе иное влияние. И ты забудешь о своих планах. И меня ты тоже забудешь. Но я очень хочу, чтобы ты знал, что твои интересы для меня важнее всего. Это правда! Я очень хочу, чтобы ты стал великим. С моей ли помощью, или без нее…

— Я знаю, что ты великодушна. Ты уже давно доказала это.

— Ты не пьешь?

Василий поднес чашу к губам.

— Это вино прекрасно. Я надеюсь Елена, что то, что я сказал, не заставит тебя усомниться в моей признательности.

В это время постучали в дверь. Затем она открылась и на пороге появился высокий силуэт Ибдаша. Он даже не пытался скрыть своего любопытства и стал бесцеремонно разглядывать Василия.

— Прибывают клиенты, — сказал он Елене. — Богатая вдова из провинции уже здесь, на подходе поэт, которому необходимо как-то привлечь к себе забывшую о нем музу. Еще сообщили о приезде сенатора. Хозяин, который сейчас находится на террасе, сказал, чтобы ты встретила их.

— Но они будут недовольны. Им нужен Симон, а не я.

— Почему же, сенатор будет доволен, — сказал Ибдаш с ужасной гримасой, которая должна была изображать улыбку.

— Хорошо, я этим займусь.

Когда длинный нос Ибдаша исчез за порогом, а дверь закрылась за его узкой и сутулой спиной, Елена медленно поднялась и посмотрела на Василия.

— Необходимо, чтобы ты пришел еще. Это очень важно. Где ты остановился?

— У одного старика. Он держит нечто вроде харчевни.

Слегка нахмурившись, девушка спросила:

— Я надеюсь, что по крайней мере эти люди не христиане? Держись подальше от последователей Иисуса. Одна из причин, по которой Симон пришелся так кстати при дворе, — возможность применить его дар против христиан. Нерон очень рад этому, потому что он ненавидит их. Я очень прошу тебя, Василий, не приближайся к этим людям. Это может бить очень опасно. Очень!

Василий тоже поднялся и какое-то время они стояли лицом друг к другу. Елена выглядела взволнованной и грустной. Затем, словно снова поддавшись порыву, она схватила руку юноши и прижала ее к щеке.

— Маленький мальчик, который пришел однажды в дом моего хозяина, не забудет маленькую бедную рабыню? — Голос ее надломился: — О, Василий, Василий, не забывай меня!

Она резко повернулась. Подол туники крутанулся и обнажил на мгновение белые икры. Елена перешагнула через порог и закрыла за собой дверь.

Сразу за порогом она нос к носу столкнулась с Ибдашем.

— Ты хорошо запомнил этого юношу? — спросила она тихо, но очень жестко. — Я хочу, чтобы ты проследил за ним. Мне нужно знать, где он живет.

Губы самаритянина снова сложились в жуткую гримасу. Чувствуя, что он колеблется, девушка грубо схватила его за руку.

— Послушай меня хорошенько, Длинные Уши, — сказала она. — Если ты не сделаешь того, что я тебе приказываю, то тебя выбросят на улицу. А это будет не очень приятно для тебя, мой Ибдаш. И учти, на улицах Рима трудно приходится тем, кто поссорился со своим хозяином.

После ухода Елены Василий взял кувшин и выпил вино до последней капли. Затем рассмеялся.

«Лука был прав. Глупо верить в эликсиры любви. Вот я выпил его полностью и ничего не чувствую. Я уверен, что она специально дала мне это вино. Но у нее ничего не вышло. Я никогда больше не увижу ее. И нисколько не жалею об этом».

Он поставил кувшин и направился к двери. «В тот раз я сам поддался ее чарам, — подумал он. — Я сам был виноват. А теперь Девора излечила меня и освободила от этих цепей».

Он остановился и посмотрел на небо. «Благодарю тебя, Господи, за то, что Ты открыл мне глаза!»

Погода была замечательной. Подступившая осень принесла с собой свежесть, и идти было легко. Василий чувствовал себя очень хорошо. Перед ним будто открылись новые радужные перспективы.

— Как ты была права, моя Девора! — сказал он громко.

Прохожие останавливались и с удивлением оглядывались на него. Один из респектабельных граждан даже бросил с горечью:

— Ах эти ненормальные иностранцы! Ими полон весь город. Они когда-нибудь нас погубят.

Василий продолжал свой путь, но теперь уже следя за собой и не высказываясь вспух. «Моя нежная и умная Девора советовала мне посмотреть на Елену другими глазами. Я сделал это, и теперь Елена окончательно отошла в прошлое. Но это еще не все. Я теперь совсем иначе смотрю и на свое будущее и на свою работу. И на Рим! И, главное, на тебя, Девора! Я так хочу поскорее вернуться к тебе! Увидеть твой прекрасный белый лоб, твои горящие, все понимающие глаза, твои губы, которые я поцеловал лишь один раз. Девора, всю жизнь я посвящу тому, чтобы ты забыла и простила мою слепоту!»

Он подошел к Форуму, который, как всегда, был полон гудящего народа. Он вдруг остановился и подумал: «Ну и пусть они считают меня сумасшедшим! Тем хуже! Я не в силах больше сдерживаться». И он закричал во весь голос:

— Девора, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!

Василия провели в прихожую, немного напоминавшую храм. Это впечатление создавалось из-за высокого куполообразного потолка и колонн, окрашенных в темные тона. Но первое, что привлекло внимание молодого человека, была целая коллекция щитов, выставленных вдоль стены. Все они были одинакового размера, но отличались окраской. Несмотря на их яркость, не было никакого сомнения, что это боевые щиты легионеров. Все они были длинными и явно тяжелыми.

Навстречу молодому человеку вышел лысый мужчина с горбатым, как у попугая, носом. Его бегающие глазки уставились на неожиданного гостя.

— Зачем ты явился? — спросил он. — Пришел за милостыней?

— Я пришел к Христофору из Занты. Он назначил мне встречу на это время.

— Это я назначил тебе встречу, молодой человек. Я, данной мне властью. А она не так уж и мала… Сейчас у меня в руке перо, но если ты принимаешь меня за обыкновенного писаря, то глубоко ошибаешься. И еще… Если ты пришел просить о чем-либо, то можешь тут же уходить.

— Но…

— Я так же крепок, как и эти щиты, — сказал он гордо. — Но по сравнению с ним, — тут он указал пальцем на дверь позади себя, — я просто нежен, как ягненок, слаб, как новорожденный, как маленький, беспомощный божок нищих.

— Но… — проговорил со страхом Василий, — по крайней мере я могу изложить свою просьбу?

Писарь задумался, взвешивая вопрос. Склонив голову набок, он смотрел на молодого человека.

— Ладно! — заявил он наконец. — Я попробую… Пойду спрошу у него.

Он вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Через несколько минут он вернулся вновь. Задумчиво посмотрев на Василия, он кивнул и сказал: