Эптон Синклер - Агент президента

С точки зрения ораторского искусства речь была неоспоримо решительной, и в качестве примера дипломатической стратегии, которая предшествует войне или продолжает война, она была шедевром. А как она виделась немецкому народу? Ланни как бы стал свидетелем плебисцита, проходившего на Терезиенвизе. У четверти миллиона немцев спросили, хотят ли они "быть сильнее любой трудности и любой опасности", и они отдали свои голоса, но не на словах, а действиями, которые говорят громче слов. Там не было рукоплесканий, ни приветствий, даже не одной улыбки. Четверти миллиона немцев, собравшихся для простых радостей бедных, было предложено стать героями. Мужчины, которым приказали встать стеной за их фюрера мужчина к мужчине, вели себя, как собаки, которых пнули тяжелым сапогом. Женщины, которым приказали встать стеной женщина к женщине, втянули головы, как курицы, которых облили с мыльной водой из таза.

Из Октябрьской ярмарки ушла вся жизнь. Карусели закружились, но никто не хотел кружиться. Зазывалы закричали, но никто их не слушал. Сосиски зашипели, но никто не хотел есть. Народ направился прочь. Кто-то пошел домой, а кто-то собирался в небольшие группы, говоря шепотом. Пара незнакомцев не смогла услышать, что они говорили, но их мрачные выражения лиц были достаточно красноречивы. Мужчина к мужчине и женщина к женщине, они восприняли эту речь, как войну. Но всё, что было полно тонких обманов, содержало одну неопровержимые правду, что немецкий народ не желает ничего другого, кроме мира.

Следующие два дня были кошмаром для жителей Мюнхена. Все считали, что война была неизбежна. Все, кто знал Ланни Бэдда, хотел спросить, что он думает. А он мог только ответить, что знает не больше, чем они. В душе он был уверен, что войны не будет, пока еще нет. Англия и Франция уступили, как они это всегда делали. Но эти мысли он не мог высказать даже другу и коллеге по искусству. Его выводы давно были переданы Рику и ФДР, так что теперь ему оставалось только слушать радио, читать газеты и ждать событий.

Газеты опубликовали телеграмму, которую президент Рузвельт послал Гитлеру и Бенешу, умоляя их не прерывать переговоры. По официальной версии, президент едва ли мог избежать такой позиции, и ответ Гитлера был точно в соответствии с формулой. Длинная тирада, повторяющая свои претензии к Чехословакии. Ланни представил своего шефа лежащего в постели в Белом доме, читающим огромную кипу телеграмм. И что он будет делать с ними? Поверит ли он тому, что он читал, или же он знал уже факты, которые ему сообщил его агент?

В ночь после речи Гитлера британский флот вышел в море. Это стоило много денег, и, конечно, выглядело серьезно. Тогда Польша разорвала отношения с Чехословакией, а это означало, что диктатор Польши заглотал наживку, подслащённую лестью, которую ему подбросил Ади. Польша собиралась захватить кусок разграбленной страны, а также не допустить предоставления Советским Союзом обещанной помощи жертве. Нет сомнений в том, что британские тори поддержали это действие. Меньше всего на свете они хотели, чтобы Советский Союз принял участие в успешной войне против Германии и превратил её в коммунистическое государство. Ланни вспомнил разговор между Джеральдом и Седди во время кризиса по Абиссинии. Они согласились, что не могли позволить свержения Муссолини, из-за уверенности, что какое-то левое правительство займёт его место в Италии.

Ланни хотелось быть сейчас в Лондоне и услышать, что говорят эти друзья. Но он знал, что из этого не выйдет ничего хорошего, потому что кризис закончится задолго до того, как он сможет передать что-нибудь Рузвельту. Нет, дело агента было здесь, на игровой площадке фюрера. Фюрер выйдет из этого кризиса в великолепном расположении духа и будет хвастаться тем, замышляет делать дальше. Можно быть уверенным, что заявление Ади относительно его "последней территориальной претензии в Европе" было бессмыслицей и приманкой для простаков.

Через два дня после речи из Дворца спорта премьер-министр Великобритании появился в Палате общин, чтобы представить свой доклад. Торжественно, как если бы он председательствовал на похоронах, он рассказал длинную историю своих переговоров. Его руки были полны бумаг и дрожали, когда он читал их. Он рассказал о нотах, которыми они обменивались, о сделанных предложениях, о меморандумах о своих двух поездках и том, что в них было сказано. Он заявил, что он отбросил все мысли о себе и чувстве достоинства своего поста. Он стремился сохранить мир в Европе. Он сообщил, что он только что отправил ещё одно последнее письмо Гитлеру. В нем он предложил нанести третий визит в Германию, и, заручившись полномочиями правительств Англии и Франции, увидеть, что достигнутые соглашения будут "выполнены должным образом в полном объеме и незамедлительно". Кроме того, он написал Муссолини, прося его присоединиться к переговорам, и использовать свое влияние на Гитлера "согласиться на мое предложение, которое удержит все наши народы от войны". Драматический эпизод. Как только Чемберлен достиг этой части своей речи, посыльный из министерства иностранных дел бросился вверх по лестнице к лорду Галифаксу на балконе и доставил конверт. Галифакс прочитал содержимое и передал его Джеральду Олбани, который поспешил вниз и передал его премьер-министру. Последний прочитал, и улыбка облегчения осенила его измождённое лицо. "Это еще не все", — объявил он. — "У меня есть, что сказать палате еще. Сейчас я был проинформирован герром Гитлером, что он приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром".

А потом наступила реакция на услышанное. Палата общин забыла все свои правила, и взорвалась приветствиями, рукоплесканиями и топотом ног. Сухой и равнодушный премьер-министр рыдал, и другие того же рода не предпринимали никаких попыток сдерживать свои чувства. В конце концов, не будет войны! Глава британского правительства собирался забыть свое достоинство еще раз и дать Ади Шикльгруберу шанс выжать из него ещё больше уступок. "На этот раз все в порядке!" — крикнул Невилл толпам, которые приветствовали его на улицах. Королева-мать вышла, рыдая. Весь народ плакал, и никто не остановился подумать, как фюрер Расы господ может использовать такой откровенный колоссальный страх войны, который выражает "дегенеративная демократия".

Для Ланни такой расклад был удобнее. Он решил не ехать в Лондон, а теперь Лондон приезжает к нему! Как только он закончил читать в утренних газетах известие о драматической сцене в палате общин, два самолета из аэропорта Хестон близ Лондона приземлились в аэропорту Обервизенфельд, и из них вышли премьер-министр и его сотрудники, включая лорда Уикторпа и Джеральда Олбани. Их решили поселить в отеле Регина Паласт , где у Ланни и Золтана были апартаменты. Оттуда многих людей внезапно выселили. Но само собой разумеется, что друг фюрера не разделил их судьбу. Два постояльца получили специальные пропуска, которые позволяли им проходить мимо охраны СС, которая окружила отель и прилегающие к нему улицы. Они могли узнать о прибытии высоких гостей из оглушительных приветствий толпы, окружавшей здание. Мюнхен ожил снова, и в сердцах всех баварцев человек с черным зонтиком уже занял место даже выше, чем фюрер.