Эптон Синклер - Агент президента

— Ja, ja, Herr Budd, Sie haben recht. Вы должны понимать, что я под сильным переутомлением. Они волынили со мной по этому поводу в течение нескольких месяцев. А я по своей природе человек действия.

— Конечно, но зачем человеку провоцировать войну, когда устойчивым давлением и терпением он может добиться тех же целей без войны?

— Вы правы, я должен признать это. Расскажите мне об этом потрясающем Чемберлене. Разве может человек так обманывать себя, как он?

Так Ланни пришлось пуститься в рассуждения, которые могли бы выйти из сборника Эмерсона Черты английской жизни. Он пояснил, что своеобразное сочетание религиозности и санкционированной алчности позволили человеку стать лорд-мэром Бирмингема в стадии приближающегося краха капитализма. Пожилые английские тори страшатся будущего, страшатся всякого рода изменения, и в этом кризисе не могли решить, стоит ли доверять своим дредноутам или своим молитвам. Рансимен молился публично перед отбытием в Прагу, Галифакс молился несколько раз каждый день, и жена Чемберлена молились за него в Вестминстерском аббатстве, когда он летел в Мюнхен. В то же время сорок британских дредноутов вышли в Северное море.

В ответ на прямой вопрос, Ланни сказал, что у него нет никаких сомнений, что Чемберлен уверен, что чехи вернут Германии те части Судет, где немцы составляют более пятидесяти процентов населения. Любая опасность планам фюрера исходит не от неискренности британских государственных деятелей, но от непостоянства британского общественного мнения. Возможно, но маловероятно, что разразится такая буря, и правительство будет свергнуто, а сделка отменена. "Если это произойдет, то это означает войну!" — воскликнул Ади, а его гость ответил: "Они знают это, и именно поэтому это вряд ли произойдет".

Было решено, что следующая встреча двух глав правительств должна состояться в месте ближе к Англии. Это предложение сделал Гитлер, а Чемберлен объяснил его желанием "пощадить старика не делать такой долгий путь". Местом был выбран летний курорт на Рейне недалеко от Кельна, где река протекала внутри Германии. Место называлось Годесберг, что на старо немецком означало Холм Богов. Конечно же, старых богов, богов Blut und Eisen , которых воскресили фюрер и его главный мистик Розенберг. Годесберг был излюбленным местом отдыха Ади, заботящегося о своём здоровье. Газеты сообщили, что он посетил отель Дризен не менее шестидесяти семи раз. Именно в этом месте немного больше, чем четыре года назад, он получил срочный и страшный телефонный звонок от Геринга. В результате этого он взял Геббельса и отправился в Мюнхен, где приказал убить одного из своих лучших друзей Эрнста Рёма и тысячу или более других. Те страшные дни и ночи Ночи длинных ножей , которые могли бы закончить карьеру агента президента до того, как она началась.

Ланни мог бы тактично намекнуть, чтобы быть под рукой на этих новых переговорах. Он подумал об этом, но потом решил, что делать этого не будет. Там будет стая газетчиков, а их присутствие было причиной того, чтобы быть в другом месте. Многие из старых знакомых знали его со времен, когда он был "розовым", а он не хотел объяснять им, когда и как он изменил свой цвет. Когда какой-нибудь репортер пытался взять у него интервью, он отвечал, что его визиты в Бергхоф были связаны с продажей произведений искусства, в чём фюрер считался авторитетом.

Переговоры в Годесберге начались 22-го. Гитлер остановился в отеле Дризен, и премьер-министр в отеле Петергоф на противоположной стороне реки. Чемберлен пересек реку на пароме, и они совещались весь день, после чего Чемберлен призвал к терпению и порядку в Судетах. Этого было достаточно, чтобы появились сообщения, что не все идет гладко. На следующий день пара снова встретилась, а затем премьер-министр вернулся на свою сторону реки. И они стали посылать ноты туда и обратно. Процедура, которая вызвала ещё более тревожные сообщения. Чемберлен вернулся, и они спорили весь вечер, а в половине второго утра следующего дня, когда они расстались, Чемберлен заявил: "Я не могу сказать, что это безнадежно", что выглядело столь же зловеще, каким оно могло бы быть.

Ужас распространился по всей Европе. Французские и британские правительства уведомили чехов, что они не могут "продолжать нести ответственность за совет не мобилизоваться". Что звучало, как необходимость им готовиться к войне. Испуганные чехи в спешке подчинились, а газеты Геббельса обезумели, сообщая о больших актах насилия в каждом новом выпуске. Венгры и поляки предъявили требования к части чешской территории, а русские предупредили поляков, что, если они двинутся против Чехословакии, то русские денонсируют свой пакт о ненападении с Польшей. Это было так, как это бывало в несчастной старой Европе. Народы были похожи на ряд оловянных солдатиков, стоящих близко друг к другу, при нажатии на одного упадёт весь ряд. Французы призвали до полумиллиона солдат, а в Лондоне были открыты пункты выдачи противогазов, и толпы людей собирались, чтобы их получить. Военные начали уладывать мешки с песком вокруг общественных зданий, а также рыть окопы в парках, чтобы люди могли укрыться от летящих осколков бомб. Правительственная организация, известная как Защита населения от налетов авиации начала транслировать сложные инструкции по радио и из динамиков на улицах.

Короче говоря, это была война. И что же все это значит? Ланни мог сделать предположение, что Ади высказал свои настойчивые возражения против "втягивания в бюрократическую волокиту" и "придирок международного органа, включающего чешского представителя". Он требовал право немедленной военной оккупации Судетской области, и молящийся английский джентльмен пытался удержать его, утверждая, что фюрер повысил свои требования по сравнению с тем, что было согласовано в Берхтесгадене. Чемберлен был человеком слова, в то время как Гитлер был человеком своих желаний, и это было тем различием, которое заставило их посылать ноты туда и обратно через реку.

Конечно, они попытаются надуть друг друга. У них обоих были проницательные участники переговоров, и они играли, не раскрывая карт, с будущим Европы в качестве ставки. Оба боялись, в этом Ланни мог быть уверен, но он предположил, что у Ади было преимущество, потому что он был наполовину безумен, и его ярость могла преодолеть его страх. Размышляя над этим вопросом днем и ночью, Ланни задавался вопросом, была ли эта дипломатическая дуэль вполне искренней. Не могли бы обе стороны решить, возможно, не озвучивая, что надо еще раз напугать публику, чтобы увеличить спрос на мир и уменьшить протест тех элементов в Англии и Франции, которые осуждали программу "умиротворения"? Зная, что дипломаты обсуждали между собой в течение последних нескольких месяцев, Ланни было трудно действительно поверить, что кто-то серьезно думает о войне за Чехословакию.