Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Большая чистка

— Вот ордер на ваш арест, гражданин Тухачевский. Прошу соблюдать спокойствие. Вы один?

— Н-нет.

— Впрочем, это не имеет значения. Мы должны произвести у вас обыск. Прошу пройти в номер.

«Неужели это — все? — подумалось равнодушно и отстраненно. — Неужели Сталин лишь для того отправил меня в Куйбышев, чтобы легче было произвести арест?»

Обыск, одевание под пристальными взглядами чужих глаз, жалкая фигура Хохловой в углу дивана, шествие по тихому коридору гостиной, спуск по «черной лестнице» к «черному ходу», черная машина в тём… черном переулке, долгая езда в неизвестность, какой-то полустанок… ожидание поезда в мрачном помещении, провонявшем мышами… тесное купе… задворки Казанского вокзала… снова машина, езда по оживленной вечерней Москве, знакомое здание Лубянки, железные ворота, одиночная камера…

Таким наркома обороны маршала Ворошилова командующий Дальневосточным особым военным округом маршал Блюхер еще не видывал. Видел крикливым, бесшабашным, простоватым, растерянным и злым, веселым до непристойности, но чтобы таким подавленным, таким как бы не в себе — это впервые. Хотелось спросить, что случилось? Но знал: бесполезно. У них тут, в Москве, свои игры, свои правила, свои секреты. Что нужно — скажет сам, что не нужно — лучше и не знать.

— Вот, ознакомься, — буркнул Ворошилов и положил перед Василием Константиновичем красную папку. Сам встал, отошел к окну, стоял там, заложив руки за спину, раскачивался с пяток на носки и обратно.

Блюхер открыл папку. Прочитал страницу — ничего не понял. Тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли, стал перечитывать, стараясь вникнуть в смысл печатных строк, связать с тем, что знал. Из прочитанного понял, что несколько человек из высшего комсостава Красной армии во главе с маршалом Тухачевским обвиняются в заговоре против советской власти, в сговоре с германским генштабом, в предательстве и даже в шпионаже. Здесь же ссылки на источники внешней разведки, выдержки из западных газет и журналов, свидетельства секретных сотрудников НКВД. Ну и, как следствие предательства и буржуазного влияния, моральное разложение, увлечение женщинами, мещанскими удобствами, пьянство и прочие пороки.

Обилие фактического материала, подтверждающего обвинения, подавляло и оглушало. Вместе с тем была одна странность, не дававшая осмыслить прочитанное до конца, засевшая в мозгу, как ржавый гвоздь: хотя все данные выстроены в хронологическом порядке и вроде бы увязаны в одну неразрывную цепь, хотя указаны фамилии и когда, кто, что, где и с кем, однако во всем этом не было основательности и убедительности: цепь висела в воздухе и бутафорски бренчала. Как в театре. Подавляло — да, оглушало — да, но не внушало доверия. Ведь примерно такой же цепью связали когда-то и самого Блюхера с Сырцовым, председателем правительства РСФСР, попытавшимся создать подпольное правительство СССР, прочившего Блюхера на пост наркома обороны, хотя сам кандидат в наркомы ни сном ни духом не ведал о своем назначении. Нет ли и здесь, в случае с Тухачевским, чего-то подобного? И не пытаются ли его, Блюхера, снова втянуть в какие-то игры? Избави бог. После своего мнимого наркомства Василий Константинович вел себя предельно осторожно, стараясь избегать у себя в округе всякой групповщины и любых антиправительственных разговоров. Даже намеков на такие разговоры.

Закончив читать, Василий Константинович поднял голову и посмотрел на Ворошилова. Тот нервно разминал папиросу и шарил глазами по кабинету. Заметив, что Блюхер смотрит на него, спросил:

— Прочел?

— Прочел.

— И что скажешь?

— Не могу поверить. В голове не укладывается…

— А ты думаешь, у меня укладывается? Ты думаешь, у товарища Сталина укладывалось? Сколько к нам данных поступало и по линии ГРУ, и по линии НКВД, и по партийной линии, а все не верилось, все казалось, что ложь и клевета, что враги наши хотят поссорить партию с армией, подорвать нашу обороноспособность. Если бы не Ежов… Ягода — тот давал нам дозированную информацию, придерживал главное, выгораживал своих людей. В его сейфе обнаружены такие материалы, что волосы становятся дыбом, — захлебывался словами Ворошилов.

Василию Константиновичу даже показалось, что Клим спешит скорее сказать то, что обязан был сказать, но говорить ему ужасно не хочется.

— Ягодой занимаются, Василь Константиныч, — доверительно сообщил Ворошилов. — Но там не только Ягода, там много еще кого. А главное, все они на связи с Троцким, все выполняют его указания. Ты не поверишь, но Троцкий, как выясняется, связан с немцами, с фашистами, с Гитлером. По принципу: враг моего врага мой друг. А Гитлер только кричит, что он евреев всех уничтожит, на самом деле у него в концерне Фабин… как его, черт? Фабиндустри — вот!.. как стояли жиды, так и стоят — ни одного не тронул. И в других еврейских же концернах и банках. А у нас в разведке, — Ворошилов склонился в сторону Блюхера, понизил голос до шепота: — Скажу тебе по секрету — одни жиды. И большинство работает двойными агентами. Да. А наркоминдел? Про него говорят: наркомат по делам Великого Израиля. Все это наследство Ягоды и Троцкого. Придется корчевать. — Громыхнул кулаком по столу, погрозился: — Мы до них еще доберемся! — И снова заспешил: — А в армии? И в армии то же самое. И Тухачевского, этого дурачка, толкали наверх все они же: все эти Якиры, Корки, Фельдманы и Эйдеманы. «Ах, товарищ Тухачевский! Ах, вы такой гениальный полководец, вам бы наркомом быть, Наполеоном!» А он уши развесит и слушает, слюну пускает, подпоручик задрипанный! Ворошилов им, видите ли, не нравится! Не туда ведет! Не так командует! А Ворошилов, между прочим, неукоснительно выполняет волю Цэка! Да! — Покачал сокрушенно круглой головой, произнес со скорбью в круглых глазах: — Сколько честных партийцев перевели, чтобы везде насадить своих — ужас! Конечно, интернационализм и все такое прочее, потому и говорить об этом громко нельзя. Представляешь, что будет? То-то и оно. А факт есть факт. Как волков ни корми, а только они все в лес смотрят. С помощью Троцкого пролезли в армию. Теперь воду мутят. Заразу эту — с корнем! Да!

Василий Константинович барабанил пальцами по подлокотнику кресла. На душе было противно, точно шел себе, шел, споткнулся, упал — руки в дерьме, вонища, а поблизости не только речки или ручья, лужи паршивой нету… Но ведь не затем, чтобы проинформировать о заговоре, вызвал его в Москву нарком обороны. Что-то тут еще. Спросил осторожно:

— И что теперь?

— Как что? — Ворошилов откинулся на спинку кресла, подергал верхней губой с кисточкой усов. — Судить будем. Да. Есть решение Политбюро назначить суд из авторитетных и незапятнанных военных. Предлагается тебя ввести в состав суда. Еще Буденного, Шапошникова, Дыбенко… Гамарника. Тут главное, чтобы народ увидел, что таких корифеев судят люди, ничуть не ниже их по званиям и заслугам. Ну и председатель суда — Ульрих, чтобы не говорили, что это гонение на евреев. Опять же, Гамарник. Да.