Мэри Келли - Залив Голуэй

— Эй, вы сейчас говорите о Патрике Келли с залива Голуэй?

— Ну да. А вы его знаете? — быстро спросила я.

— И у него с собой золоченый посох?

— Да, да! Где он? Слава тебе господи! Где он сейчас?

— В камере, должно быть, — в той самой, куда вы так рвались только что.

— Что вы хотите этим сказать?

— Он в розыске! — воскликнула Майра. — Я так и знала. Все, теперь мы можем возвращаться в Новый Орлеан?

— Майра, прошу тебя.

Мальчики позабыли о своих рыданиях и с интересом наблюдали за происходящим, слушая этого крупного мужчину.

— Патрик Келли — агитатор, — сказал тот.

— Агитатор? — переспросила Майра. — Это что, какая-то разновидность убийцы?

— Послушайте, девушки, кое-кто называет Патрика Келли героем, но управление канала Иллинойс-Мичиган платит мне за то, чтобы я прогуливался по этой пристани и следил за тем, чтобы все грузы загружались и разгружались без проблем. А Патрик Келли поставил себя между народом и боссами. Из-за рукавиц.

— Рукавиц? — удивилась я.

— Рукавиц. Придумал, что компания должна выдавать людям рукавицы. Боже мой! Ну кому из ирландцев хоть когда-нибудь были нужны рабочие рукавицы? Даже если и потеряешь палец-другой — отморозил там или оторвало, — так их же по пять штук на каждой руке! Я сам из Баллины. Люди из Мейо никогда не жаловались по поводу рукавиц. И даже самые слабые, из таких графств, как Лимерик и Донегал.

— Если вы настоящий ирландец, вы найдете для нас какой-то кров и что-нибудь поесть, — сказала Майра. — Я не родня Патрику Келли и не имею к нему никакого отношения. Меня зовут Майра Лихи, — улыбнулась она ему.

— Тим Джон Танни, к вашим услугам.

— А есть тут где-нибудь поблизости салун? — спросила у него Майра.

— Салун?

— Ну, знаете, где ковры и хрустальные люстры. И еще кресло, где могла бы отдохнуть леди. Мне рассказывали, что в Чикаго полно салунов и что принадлежат они ирландцам.

— Это верно, — расхохотался он. — Хотя мы называем их барами или тавернами. И вы правы, что принадлежат они нашим: Маккормикам, Гарви, Донлонам, Кифи, — но что касается хрустальных люстр с коврами, то тут…

— Мистер Танни, — вмешалась я. — У меня есть кое-какие деньги. Пожалуйста, подскажите нам, где мы можем найти кров для наших детей на эту ночь.

Я чувствовала, что к глазам вновь подступают слезы. Я не могла удержать их. Каждый вдох превращался во всхлипывание. Стоп, Онора, остановись. Если ты сейчас заплачешь, ты погибла. Но я не могла контролировать себя.

— Да, сейчас, миссис, конечно, — ответил он мне. — Только не нужно плакать. И придержите свои деньги, они вам еще понадобятся. Дайте-ка подумать… Для начала я свожу вас к мессе. Уже почти время для нее.

— Месса? В церкви Святого Патрика? — оживилась я. — Мы посылали туда письмо. — Возможно, там мы встретим и Патрика Келли собственной персоной.

— Церковь Святого Патрика находится отсюда за много-много миль, — сказал Тим Джон. — А я отведу вас в церковь Святой Бригитты. Мы одним выстрелом уложим сразу двух зайцев, как здесь говорят, потому что паства церкви Святой Бригитты проводит свою воскресную мессу в Скэнлон-Хаус у Джеймса Маккены — то бишь в салуне.

— Таверна Маккены, — сказал Тим Джон Танни, — и одновременно церковь Святой Бригитты.

Он держал Стивена на руках, направляя нас в узкое деревянное здание.

— А теперь давайте к огню, — посоветовал он.

Я пошатнулась и схватилась за плечо Пэдди, чтобы сохранить равновесие.

— Проходите сюда, мальчики, а маму вашу усадите на этот стул.

Пэдди обнял меня за талию и помог мне сесть.

— Мама, — шепнул он мне на ухо, — только не дай и этому умереть.

Я схватилась руками за живот и закрыла глаза.

— Ох, Онора, — озабоченно сказала Майра. — Что, ребенок?

— Тим Джон, — раздался женский голос, — отведите этих детей на кухню. А я позабочусь о ней.

Женщина подняла мои ноги и положила их на табурет.

— Вот так, миссис.

Ее рука поднесла к моим губам оловянную кружку. Прохладная вода.

— Прямо из озера Мичиган, — пояснила она.

— Она устала, — сказала Майра. — Мы проделали долгий путь.

— Можете расслабиться, девочки, — успокоила женщина. — Здесь вы среди своих.

Она дала мне еще воды, и я все выпила. Голова уже не кружилась, и спазмы ослабли. Я открыла глаза.

— Мне уже лучше, — прошептала я. — Спасибо вам.

— Не стоит. Всегда рада помочь, — ответила женщина, приблизившись ко мне своим небольшим лицом.

От нее веяло теплом и добротой. У нее были седые волосы и голубые глаза. Она улыбалась мне.

— Отдыхайте, дорогая. Я — Лиззи Маккена. Добро пожаловать в таверну Маккены Скэнлон-Хаус, — сказала она.

— Спасибо вам, миссис Маккена.

— Лиззи, — поправила она меня.

— А я Онора. Онора Келли.

Майра присела рядом со мной.

— К тебе вернулся нормальный цвет лица, Онора, — отметила она и поднялась. — Я Майра Лихи, — представилась она Лиззи Маккене. — Мы с ней сестры.

— Ну, тогда, Онора, я оставляю вас в надежных руках. А сама должна закончить уборку. Отец Донохью достаточно деликатен, чтобы не обращать внимания на запах выпивки, но если барную стойку не выдраить хорошенько, чистая скатерть, которую он принесет с собой, прилипнет в местах, где был пролит виски.

И она спешно удалилась.

— Ты в порядке? — спросила Майра.

— Да.

— Вот и хорошо.

Она огляделась по сторонам в полутемной комнате, которую освещали лишь огонь в очаге да несколько светильников. В небольшое окошко виднелось серое пасмурное небо.

— Немного отличается от той церкви, которую мы с тобой видели в прошлое воскресенье, — фыркнула сестра.

— Майра, прошу тебя.

— Я просто так говорю… Пойду лучше посмотрю, как там дети.

Более сотни человек толпились вокруг высокого священника средних лет, который, стоя за стойкой, славил жертву нашего Господа. Здесь были семейные группки, стайки девушек и ряд мужчин, стоявших у дальней стены таверны. Все были в темных одеждах: мужчины — в тяжелых шерстяных сюртуках, женщины — в шалях. Не было места ярким ситцам Нового Орлеана.

Майра усадила наших детей на пол у огня. Джеймси держал меня за одну ногу, Пэдди — за другую.

Уже перед причастием Лиззи бросила мне:

— Оставайтесь на месте, — и подвела ко мне отца Донохью.

— Corpus Christi , — сказал он, положив мне на язык облатку. — Viaticum — хлеб путешественников, — добавил он и улыбнулся мне. — Fáilte .

Здорово, что священник этот оказался нормальным человеком, очень простым в общении с другими. Я видела, что после мессы он остался в таверне, беседовал и даже шутил с прихожанами, переходя от одной их группы к другой.