Владимир Дарда - Его любовь

Теперь это сделать нелегко: ныне в яре парк, ровные бетонные дорожки, скамейки. По склону проходит широкая магистраль, рядом выросли новые жилые массивы с высокими домами.

Микола ведет уверенно. И грушевое дерево сразу заметил, что служило ориентиром в осеннюю тревожную ночь. И, хотя искалеченное кандалами ноги до сих пор болят и ноют, он первым поднимается на холм к старому дубу.

Ручей на дне яра давно уже закован в бетонную трубу, но Микола показывает:

— Вот здесь мы шли по воде.

А вот где был мост, долго не может найти. Спрашивает старика, гуляющего по парку:

— Простите, вы местный?

— А что?

— Где-то здесь был мостик над ручьем…

— Вот там же, где вы стоите…

Да, все э т о было здесь.

И пусть больше не будет нигде. И никогда.

1969

Перевел Е. Цветков.

Юрко и подумать не мог, не представлял даже, что все выйдет так нелепо, так по-детски смешно.

Но вот случилось же…

Понимал, что рано или поздно придется вести с Михаилом этот неприятный разговор, но что объяснение получится таким — и в голову не приходило.

Сегодня, отправляясь в клуб, думал отозвать Михаила в сторонку или выйти с ним в парк и там откровенно, по-товарищески все выяснить. Знал ведь, что Михаил — человек легкомысленный, догадывался о его отношении к Надийке и не мог спокойно видеть, как она в нем ошибается. Неужели так доверчива или ослеплена обманчивым чувством? А может быть, давно все заметила, но уже не в состоянии остановиться, не знает, как быть.

Нет, он, Юрко, не будет равнодушно наблюдать все это и молчать. Ведь ее горе станет и его горем, ее ошибки могут погубить самые светлые его мечты.

Хотел поговорить с Михаилом, как мужчина с мужчиной, хотя и не был уверен, что решится на это именно сегодня, и вот вышло так несерьезно, так глупо.

Как же все это произошло?

Надийка в этот вечер очень уж улыбалась Михаилу, и ее глаза светились счастьем, как никогда раньше. А Юрка она вовсе не замечала, будто его и не было. Михаил же подчеркивал свое превосходство и равнодушие к Надийкиной привязанности, но она не обращала на это внимания. Обидно было видеть такое, стыдно становилось за нее. А стыд и обида за человека, которого любишь, — посильнее, чем за самого себя. Когда же Михаил во время танца неожиданно оставил Надийку, пригласил другую девушку и потом, танцуя, при всех стал ее целовать, Юрко не выдержал и решительно преградил ему путь.

— А Надийка? — спросил он разгневанно.

— Чё Надийка? — как бы удивленно, пожалуй, слишком удивленно переспросил Михаил. — Куда она денется! — и нагло хохотнул.

— Да как ты можешь… вот так… с девушкой?

— А чё? Молиться на них?

— Хотя бы и молиться.

— Не дождутся, — криво усмехнулся Михаил. — Пускай лучше на меня молятся…

Юрко смерил его презрительным взглядом с головы до пят.

— На идолов давно уже перестали молиться.

— Ладно, ты, философ! Потому на тебя девки и на смотрят. Не любят трепачей.

— А я вот не знаю, за что они любят тебя, такого орангутанга.

Глаза Михаила угрожающе сверкнули из-под черных, сросшихся у переносицы бровей.

— Катись-ка ты отсюда мотороллером! А то как бы я не зацепил тебя нечаянно своей монтировкой.

Вот тут-то Юрко и не сдержался.

Был он худенький, ниже Михаила ростом и гораздо слабее (Михаил еще в школе всех мальчишек клал на лопатки), но размахнулся и ударил того в лицо.

Михаил от неожиданности вытаращил глаза. Но когда Юрко снова замахнулся, он ловко уклонился и, выбросив руку вперед, точно и сильно ударил Юрка в подбородок.

Тот покачнулся, едва не упав, но тут же снова ринулся вперед.

Михаил уверенно отражал удары, а Юрко все бросался и бросался на него. Старался попасть в самые уязвимые места, но чувствовал, что вообще молотит кулаками по воздуху.

Ничего не слышал, ничего не видел, кроме мутного белесого пятна — ненавистного лица Михаила.

Но вот на него самого в какой-то момент обрушился тяжелый удар, и он не удержался на ногах, упал. Однако сразу вскочил, снова бросился с кулаками на расплывчатое ненавистное пятно, заслонившее собой, казалось, весь мир.

Новый сильный удар в переносицу отбросил его назад. Он почувствовал, как что-то соленое и горячее поползло по губам, однако остановиться не мог и, ослепленный яростью, продолжал наскакивать на Михаила.

Кто знает, сколько бы еще продолжалась эта баталия, если бы не услышал он рядом:

— Ребята, да что вы! Юрко!

Это остановило его. «Юрко» было произнесено голосом, который он сразу узнавал среди всех прочих девичьих голосов, голосом, который снился ему во сне. Пока звучали другие голоса, он их не слышал. Но этот голос он не услышать не мог.

Мгновенно присмирел.

Только теперь понял: лицо в крови. Рука, которой провел по лицу, стала красной и липкой.

Михаил сказал, тяжело дыша:

— Пусть не лезет! Не умеет драться, пусть не выпендривается. А не то еще врежу.

Снова вскипел и готов был снова броситься на этот омерзительный голос и колошматить эту бледную рожу, но рядом стояла Надийка.

Наконец он поднял глаза и встретился с ее взглядом — светлым, прозрачным, как небо, и сразу исчезла, улетучилась злоба.

— Ну как вам не стыдно?

Юрко виновато заморгал и опустил глаза.

Стыдно? Но разве стыдно стать самим собой? И разве стыдно, если любишь и во имя любви способен на все?

Раньше он сам недоумевал, когда кто-нибудь затевал драку, пускал в ход кулаки, особенно из-за девушки. Думал: неужели нельзя договориться мирно, или мало девушек на свете? Осуждал таких забияк, не находил им оправдания и уж никак не мог представить на их месте себя. И вот…

Все произошло как бы помимо его сознания и было неподвластно его восприятию и, оценке, словно и не с ним вообще случилось это, а с кем-то другим.

Он стоял перед Надийкой с виноватым видом, хотя и не чувствовал своей вины.

— На кого ты только похож? — укоризненно покачала головой Надийка.

На кого похож? Конечно же на себя. Такой и есть: немного упрямый, немного застенчивый и влюбленный, бесконечно влюбленный.

Неужели Надийка не замечает этого, не понимает, не в состоянии почувствовать, оценить? Кажется — нет…

Вот она взяла его испачканную кровью руку, сильно сжала, словно боясь, что он начнет вырываться. Чудачка! Да разве может он уйти от нее?