Владимир Дарда - Его любовь

— Пойдем отсюда… — сказала она сердито, и он покорно побрел следом: ведь именно этого и хотелось ему — быть рядом с нею.

Перед ними расступались, что-то говорили вдогонку, одни возмущались, другие — посмеивались.

— Цирк, да и только…

— Вот так друзья! Бывало, водой не разольешь…

— До чего любовь доводит…

А они уходили все дальше и дальше, и теплый вечер окутывал их своей волшебной лазурью.

Надийка провожала его. Было жаль парня, который нравился мягким характером и умом. И пошла с ним, хотя понимала, что это может не понравиться Михаилу.

У школы Надийка остановилась. Юрко поднял на нее глаза — он догадывался, что будет дальше, и все же не терял надежды на лучшее.

Но произошло так, как и должно было быть, то, чего так ему не хотелось.

Надийка вздохнула:

— Иди, Юра, домой. Не надо так.

— А если я не могу иначе?

— Все равно не надо. Иди.

— Хочешь поскорее от меня избавиться?

— Нет.

— Чтобы вернуться…

С молчаливым укором смотрела она на него.

— К этому… — прошептал Юрко. Хотел сказать «к нему» или «к Михаилу», а вырвалось презрительное: «к этому».

— Не надо, Юра. Не позорь себя и меня, — сказала Надийка.

— Ты сама себя позоришь.

— Чем?

— Сама знаешь.

— Юра, мы с тобой всегда были настоящими друзьями.

Сердце Юрка дрогнуло.

— А с ним?

— Я… — Надийка помолчала, собираясь с духом. — Я… люблю его. Понимаешь, люблю… — тихо, но достаточно твердо произнесла она те слова, которых, кажется, еще не говорила никому — ни Михаилу, ни даже себе самой.

Сказала потому, что поняла: пора кончать с этой неопределенностью, не должно так продолжаться, и, в конце концов, это необходимо сказать рано или поздно, и чем раньше, тем лучше для всех троих.

Призналась, потому что не умела вести двойную игру, не могла притворяться перед человеком, которого считала другом.

— Я люблю его… — повторила она, потому что Юрко словно одеревенел от этих слов.

— Но он ведь тебя не любит.

— Он тебе это говорил?

— Нет, не говорил. Чего не было, того не было. Но разве я не вижу, как он относится к тебе.

— А как он ко мне относится?

— Ну, так… как ко всем… И вообще, жениться он не собирается.

Надийка иронически фыркнула: она тоже замуж не спешит. Просто любит и наперед не загадывает, что будет дальше.

— Но я все равно люблю его… — повторила она ту спасительную фразу, которая, казалось, должна была все решить, убедить Юрка, а ее освободить от угнетающей раздвоенности. Да и повторить эту фразу оказалось намного легче, чем произнести ее в первый раз.

Видимо, та легкость, с которой повторила она свое признание, подтолкнула Юрка, помогла и ему высказать сокровенное:

— Но я тоже… люблю тебя.

— Юрасик, не надо… — взмолилась Надийка. — Останемся друзьями. Хорошо? — Юрко молчал, лишь глаза его светились в темноте: казалось, он ничего не слышит, видит только Надийкины губы и для него сейчас все равно, какие они произносят слова. Надийка, тяжело вздохнув, продолжала, поскольку нужно было закончить этот трудный, но неизбежный разговор: — Прости… Хотя я ни в чем перед тобой не виновата. Не ходи за мной. Я… До свиданья! — Она внезапно повернулась и ушла, не оглядываясь и думая о том, что в жизни так вот бывает, когда надо повернуться и уйти.

Пробежав немного, она остановилась, ведь, собственно, некуда было торопиться. Только теперь сообразила, что бежала в сторону клуба.

Зачем? Нет, ни к чему туда возвращаться. Разве может она после того, что было, веселиться, хотя и не чувствует за собой никакой вины. В самом деле, разве ты виновата, если тебя полюбили двое?!

Правда, там ее, наверное, ожидает Михаил и, если она не вернется, будет очень недоволен. Но, как ни странно, даже и его сейчас не хотелось видеть.

Вспомнила: в парке, рядом с ее больницей, есть в густой ветвистой сирени старая, почерневшая от дождей и непогоды скамейка. Их скамейка. На ней не раз сидели с Михайликом, когда она дежурила ночью и он приезжал к ней на своем мотоцикле.

Только там сможет она немного успокоиться, прийти в себя. И Михаил, если догадается, где она, придет. Или, пожалуй, нет, лучше не надо, хочется почему-то побыть одной — наверно, у всех бывают такие минуты, когда необходимо уединение.

Цвела акация, и по дурманящему ее запаху Надийка могла бы и с закрытыми глазами выйти на больницу, а по душистому аромату сирени отыскать заветную скамью.

Скамья оказалась свободной. Надийка села на нее и задумалась.

Девушку давно угнетала неопределенность отношений с Михаилом и Юрком. Она уже не раз собиралась откровенно поговорить с ними обоими, но самой начинать было как-то неловко. И она все откладывала да откладывала, надеясь, что называется, на авось. Да и, честно говоря, не знала, что и говорить: ведь сама не разобралась еще как следует в собственных чувствах.

Только сегодняшняя драка, а потом стихийно возникший ее разговор с Юрком что-то определили в сложившейся ситуации.

Она. Михаил. Юрко. Трое. Опять этот пресловутый треугольник, о котором знала она еще со школьной скамьи по художественной литературе и всякий раз удивлялась — почему обязательно треугольник? Зачем двоим любить одну или одного, когда столько людей на свете!

Но это было просто и понятно, когда речь шла о других, а едва коснулось тебя, как все становится сложным и запутанным. Оказывается, треугольник — не вымысел…

Юрко уверяет, что любит ее. Но и Михайлик говорит то же самое. Оба они — красивые, а вот предпочтение она отдает почему-то Михаилу и любит — в этом теперь твердо уверена — только его. Но почему именно его — это тайна даже для нее самой.

Михаил лучше только для нее. Вот маме, например, Юрко больше нравится. Парень, мол, смирный, добрый, надежный. С таким мужем жена будет как в раю. А Михаил, дескать, не то. Но ни одной матери, как известно, никто еще не мог угодить.

Почему она полюбила Михайлика? Неизвестно. Так сердце подсказало. И мало ли что кажется Юрку, что Михаил ее не любит. Разве он понимает!

Когда Надийка вернулась домой, мать встретила ее не очень-то приветливо.

— Опять тот шальной приезжал. Так дундел, что уши заложило. Вышла я и сказала ему: «Да не гуди ты, не срами нас перед людьми, а то возьму вот грабли и пробороню ребра и тебе, и твоей тарахтелке!»

Надийка улыбнулась: гневные слова матери как-то сразу вернули ее на землю. Она знала, что маме особенно не нравилось, когда Михаил подкатывал на мотоцикле к самым воротам и сигналил: «Подумаешь, шишка: подъехал и командует, а девка пулей должна вылетать. Не догадается в хату зайти, с матерью поздороваться да поговорить по-человечески. Я бы к такому ни за что не вышла».

А Надийке нравилось — и то, что Михаил приезжает за ней, и то, что громко сигналит, чтобы все слышали.