Владимир Дарда - Его любовь

— Мы еще как-нибудь соберемся. Отдельно. Даже без невесты, — пообещал он, уже и не скрывая удовлетворения, что все сложилось так удачно: он пригласил, а я отказался — и овцы целы, и волки сыты. Не затем ли и поучал он меня так дотошно, как нужно завязывать галстук.

Короче говоря, на помолвку Аркадия я не пошел, и, как потом стало известно, вообще никого из однокурсников там не было.

Наши девчонки бурно пытались представить в лицах разные подробности решающего в жизни Аркадия вечера, особенно поцелуйный обряд под визг престарелой элиты: «Горько!»

А, Яшко? Что мог сказать Яшко? Конечно, он, как всегда, прищурил свои близорукие глаза и спросил меня:

— Как ты на это смотришь?

Надо было видеть выражение его лица!

На распределение Аркадий не явился.

Студенты возбужденно толкались в коридоре, входили небольшими группами по три-четыре человека в актовый зал, где выдавали назначения, а оттуда вырывались по одному — кто радостный, кто просто довольный тем, что-де могло быть и хуже, кто — растерянный и разочарованный: не учли его талантов, а кто рассерженный, злой или даже со слезами на глазах.

Мы с Яшком долго ожидали Аркадия — хотелось войти вместе. Как-никак, прожили несколько лет в общежитии в одной комнате, и, кроме того, честно говоря, очень хотелось узнать, какое получит назначение зять Кобылянского: ведь государственные экзамены Аркадий сдал еле-еле, и если бы не родство с деканом, то по специальности и вовсе провалился бы. Еле замяли этот неприятный инцидент, после которого об аспирантуре вроде бы не могло быть и речи.

А Яшко наоборот. Хотя и бывали с ним разные приключения — то исчезнет куда-то и не сдаст что-то вовремя, то не к тому преподавателю пойдет, то перепутает расписание экзаменов и подготовит не тот предмет, но государственные экзамены сдал он блестяще, чем немало удивил и преподавателей, и друзей, и даже самого себя. Кое-кто даже посоветовал ему серьезно подумать об аспирантуре.

Не знаю, как смотрел на это сам Яшко, ждал он распределения совершенно спокойно — не переживал, не волновался, как некоторые! Как будто речь шла, скажем, о билете в кино, и его очень мало беспокоило, на какой сеанс он попадет.

Несколько раз направлялся к двери, забывая о нашей договоренности войти втроем, и если бы я не напоминал, он давно бы уже прошел распределение.

Аркадия все не было.

И когда секретарь комиссии, выглянув из-за двери, сказал, чтобы входили последние, чтобы не тянули напрасно время, мол, все равно никому не избежать своего, — мы с Яшком переглянулись и, глубоко вздохнув, вошли в актовый зал.

Комиссия восседала за длинным столом, словно какое-то судилище. В центре торчал Кобылянский. С проседью, с широкими залысинами, широко расставленными и всегда ехидно прищуренными глазами, утиным носом, большие ноздри которого едва заметно шевелились, выказывая тончайшие нюансы настроения декана.

В стороне, возле большой карты, стоял какой-то мужиковатый субъект с разбухшим портфелем в руке, — как выяснилось немного позже, представитель какого-то учреждения..

После ознакомления с делом Яшка Кобылянский, не глядя на него, сказал:

— Дорогой товарищ, направляем вас на работу в… — и он назвал один из отдаленнейших уголков республики. — Место чудесное, да, впрочем, на нашей Советской земле плохих мест нет.

Яшко стоял, как и прежде, перед Кобылянский и не сводил с него иронического взгляда. Декан поморщился, потер указательным пальцем переносицу.

— Желаю успехов на новом месте! — повысил он голос, будто бы давая студенту понять, что ему ничего уже не остается больше, как поблагодарить и ехать, куда посылают.

Но Яшко, как видно, не спешил ни благодарить, ни собираться в дальний путь. Стоял и насмешливо смотрел Кобылянскому в глаза. Тот заерзал на стуле, чувствуя, что разговор со студентом не окончен, а только начинается.

— Вы, дорогой товарищ, желаете что-нибудь сообщить комиссии? — спросил он как бы с угрозой, что, мол, студенту в данном случае не стоит ввязываться в спор. Все равно изменить ничего не удастся, а вот на характеристике, скажем, отразиться может.

— Да, я хочу кое-что сказать, — произнес Яшко с неожиданной твердостью, и члены комиссии насторожились, почувствовав, что студент намеревается высказать нечто не очень для них приятное. — Хочу сказать, — повторил Яшко, — но не комиссии, а вам, дорогой товарищ декан.

— Я слушаю, — недовольно пробормотал Кобылянский, не без оснований усмотрев в этих словах некое коварство.

— Дорогой товарищ декан, — продолжал Яшко, — между нами говоря, место, куда вы предлагаете мне ехать, дыра. И вы решили заткнуть ее мною.

Кобылянский нетерпеливо передернул плечами, обвел взглядом членов комиссии, ища поддержки, — слышите, мол, какую несусветную ересь несет этот студент.

— А между тем, — Яшко словно и не заметил этого, — как вам известно, экзамены я сдал на отлично и просил бы комиссию рекомендовать меня в аспирантуру.

Тонкие губы декана тронула брезгливая гримаса.

— В аспирантуру? А кто же будет работать там, где нужно Родине? И разве для аспирантуры достаточно только на отлично сдать экзамены? — повысив тон, Кобылянский говорил уже, как прокурор на суде, пронизывая Яшка таким уничтожающим взглядом, словно перед ним стоял подсудимый, который, совершив ужасное преступление, осмелился просить помилования. — Поработаете, дорогой товарищ, оправдаете доверие (точно Яшко уже успел потерять его) — тогда пожалуйста: двери для всех открыты. Добро пожаловать!

— Нет, — упрямо возразил Яшко, — я прошу рекомендовать меня в аспирантуру сейчас.

Кобылянский откинулся на спинку стула. Что это, мол, за тон, что за нахальство!

Несколько поучающих фраз произнесли члены комиссии.

Яшко стоял и слушал, невинно улыбаясь, и в эту минуту очень был похож на бравого солдата Швейка.

Но вот Кобылянский наклонился к столу, и все мгновенно притихли.

— Дорогой товарищ! Значит, вы отказываетесь подписать государственное направление? — он сделал ударение на слове «государственное».

— Нет, я не отказываюсь подписать государственное направление, — в тон ему отрезал Яшко и тоже подчеркнул слово «государственное».

— В таком случае, что же вы нам, извините, морочите голову? — рассердился Кобылянский.

— Я не морочу вам голову, — спокойно возразил Яшко.

— Доро-гой товарищ! — вскипел Кобылянский. — Прекратите лишние разговоры! Вам дали образование, специальность, возможность работать. Вам дали, мне кажется, даже больше, чем вы заслуживаете!

— Да, дорогой товарищ декан, — все так же спокойно сказал Яшко. — Пожалуй, вы правы. В том месте, куда вы меня направляете, действительно нужны, очень нужны хорошие специалисты. Так не поехать ли мне туда вместе с вашим зятем, дорогим товарищем Аркадием?