Владимир Дарда - Его любовь

Дочурка тети Маруси, восьмиклассница Зоя, побежала к телефону-автомату, чтобы вызвать слесаря из аварийной службы. Там долго допытывались, какая вода заливает квартиру — холодная или горячая, будто бы от температуры воды все зависит. Убедившись, что вода горячая, записали адрес и сказали ждать.

А вода хлестала и хлестала, а пар все густел и густел, и люди выныривали из него, как привидения.

Поэтому никто и не заметил, как появился Митько. Ни о чем не спрашивая, он вошел в ванную, присел и, прикрывая лицо от горячих брызг, внимательно присмотрелся к тому, откуда била вода и как ее сподручнее остановить.

Потом молча ушел и минуту спустя появился снова. Теперь голова его была, словно чалмою, обмотана полотенцем, а на руках были такие резиновые перчатки, какие носят электромонтеры. В одной руке он держал молоток, а в другой — какую-то деревяшку.

Он быстро и ловко воткнул деревяшку в трубу и принялся забивать ее — так быстро и ловко, что даже не верилось, что это всегда медлительный и вялый Митько. Горячая вода не желала покоряться, упрямо рвалась во все стороны, острыми струйками обжигала руки, лицо. Но вот наконец она угомонилась, и все в квартире поняли, что с аварией покончено и это дело рук не кого-то из старожилов, а молодого и застенчивого Митька.

Потом Митько достал из кармана кусок проволоки и привернул им деревяшку — для большей надежности.

Пар начал быстро таять.

Тетя Маруся повеселела и теперь уже совсем с другим настроением принялась вычерпывать воду ведром, а Митько исчез так же незаметно, как появился. Только у себя в комнате он сообразил, что его здорово огрело горячей струей по щеке — щека горела, и он вспомнил: чтобы не вскочил волдырь, надо приложить к ошпаренному месту что-нибудь холодное. Подошел к приемнику и плотно прижался щекой к прохладной пластмассе. Почему-то не хотелось, чтобы Александра Викентьевна, вернувшись домой, заметила ожог. Начнет допрашивать, городить всякую чепуху.

Но Александре Викентьевне тетя Маруся еще на пороге все рассказала и добавила, что если бы не Митько, то пришлось бы всем плавать в кипятке, потому что слесарь из аварийной пожаловал только после обеда.

У Кузякиной этот рассказ не вызвал энтузиазма, она нахмурилась и проворчала:

— Очень нужно! Если бы он без глаз остался, никому до него не было бы дела!

Александру Викентьевну больше всего раздражало то, что Митько ни с того ни с сего делает соседям добро. Ей давно уже не давало покоя, что к Митьку, как только неполадки с электричеством или радио, так и бегут соседи. Давно собиралась прочесть ему за это нотацию, а на этот раз не выдержала и спросила с издевкою:

— Тебе хоть на пиво дают или так, за спасибо, работаешь?

Митько добродушно улыбнулся, потому что вообще не умел не улыбаться, особенно когда его смешили.

Кузякина вспыхнула:

— Нашли Ваньку. Все делает даром, а у самого даже лишних трусов нету!

— А зачем они — лишние? — наивно поинтересовался Митько.

— Вот что, — отрезала Александра Викентьевна, — Я запрещаю тебе слоняться по соседям. Пока еще я здесь хозяйка, понятно?!

— Смените, пожалуйста, диапазон, — не переставая улыбаться, добродушно посоветовал Митько.

— Сам ты диапазон! — закричала Кузякина.

Больше всех подружился с Митьком Филиппович. Этот милый парень — из тех, кого называют симпатягами, — очень напоминал старику его собственного сына, который окончил геологический факультет университета и теперь бродил по тайге в поисках новых богатств Сибири.

Старик гордился своим сыном и мог часами рассказывать о нем все, что знал и чего не знал, а каждое письмо из Сибири было для него не меньшей радостью, чем для кого-нибудь, скажем, выиграть автомобиль по лотерейному билету.

Особенно трогало старика, что Митько, так же как и его сын, шагая по коридору, сидя над книжкой во дворе или стирая свои носовые платки на кухне, всегда напевал популярную песенку:

— Держись, сынок, держись! — отечески подбадривал старик Митька, по-своему воспринимая эти слова. — Хуже нет, если придется поворачивать оглобли.

Но Митько в отличие от него не улавливал в этой песне какого-нибудь подтекста, а напевал ее просто-напросто потому, что запала ему в душу выразительная мелодия.

Однако опасения Филипповича имели-таки некоторые основания. Чем дальше, тем больше убеждался старик, что Митько для Кузякиных человек случайный и чужой и что рано или поздно, а он сам это поймет. И жаль было старику парня, попавшего не в свои сани. Верно ведь говорят, что в делах душевных самому себе не верь, любовь заведет бог знает куда. Но раз уж так получилось, нечего понапрасну охать и ахать, а надо человеку помочь, поддержать его по возможности.

Старая Кузякина (ничего уж тут не поделаешь) стерва, конечно, но закавыка-то, в конце концов, не в ней. Не на ней ведь женился Митько, а на Ляле. А в том-то и беда, что сама Ляля ненадежна. Хоть и красива она, а называл ее Филиппович про себя телкой: не умела она перед матерью отстаивать свое «я».

Филиппович понимал, что вряд ли удастся Митьку с его характером и наивностью переделать что-нибудь в жизни Кузякиных на свой лад, вряд ли сможет он вырвать Лялю из лап матери или заставить ее по-новому, самостоятельно взглянуть на мир. Знал старик, что любовь может и горы свернуть, но любила ли Ляля Митька по-настоящему, этого не знал.

Потому и говорил Митьку на каждом шагу:

— Держись, сынок, держись! Теща у тебя — всем тещам теща.

— А я имел ее в виду… — улыбался Митько.

— Смотри…

Хотелось старику многое еще сказать парню, но не решался подливать масла в огонь. А надо бы, надо, чтобы знал Митько, как уважаемая теща позорит его перед всеми соседями.

Филиппович хотя и ненавидел всем своим существом эту «старую ведьму», но в последнее время старался обходить ее за десять верст. Дело в том, что совсем недавно сцепился он с нею очень серьезно. Подал на нее в суд, как на человека, который своим безобразным поведением отравляет жизнь многих советских граждан, а в первую очередь — соседей. Да сумела Кузякина все это обернуть против Филипповича, и пришлось старику отступить: он сам был несправедливо обвинен в несуществующих грехах и повержен.

Филиппович настолько был этим поражен, что на некоторое время потерял способность доказывать свою правоту.

Он избегал теперь категорических разговоров с Кузякиной, хотя очень ему хотелось вступиться за Митька, потому что великодушный парень (это хорошо видел старик) не имеет зубов и не способен обороняться.

Неизбежна катастрофа: Митько не выдержит и сбежит, а он ведь, судя по всему, очень любит Лялю.