Шукур Халмирзаев - Над пропастью [Роман]

— Однако стоит посмотреть на все это своими главами! — неожиданно заявила старуха. — Повезет, и на Бухару взгляну!.. Выступит сын в поход — и мы за ним!.. Эх, надо поглядеть на белый свет!

…Айпарча поднялась на крышу за второй партией шкурок и увидела… Курбана! Увидела: к дому подходят двое мужчин, один из них Тонготар, он частый гость здесь. Айпарча смотрела только на того, кто был рядом с ним. Смотрела неотрывно— и не верила своим глазам. Не тот высоченный кизил-аскер в кавалерийской шинели и островерхой шапке со звездой, что рассказывал ей под орешиной при неярком свете от костра о Советской власти как начале новой жизни — юноша из сказки, из сна, из мечты. Сказочный принц…

Подтянув к себе связку шкурок, Айпарча спустилась по лестнице и спряталась в амбаре. Всю ее била нервная дрожь. Не сошла ли она с ума?.. Курбан… Так красиво, так горячо говорил ей, что эмир никогда не вернется — и вдруг он здесь…

— Матушка Тиник! — раздался голос Тонготара.

— Да это же Тонготар! — воскликнула старуха и, поправив воротник черного бархатного халата с короткими рукавами, потрогала ожерелье из жемчуга — на месте ли. И только потом, тряся двойным подбородком, не спеша, хлопая лакированными кавушами, направилась к воротам.

Тетушка Тиник встретила Курбана настороженно. И дело не только в том, что молодой человек был красив, высок, белолиц, чем особенно отличался от смуглых парней. Старуха, еще не зная о цели его посещения, приревновала девушку к нему. Так и хлопнула бы воротами перед носом Курбана. Вовремя опомнилась: его прислал сам Ибрагимбек.

— Поднимайтесь! — пригласила она и, первой поднявшись на айван, бросила взгляд за речку. — Что там происходит? Народу тьма!

— Ничего… матушка, — сказал Тонготар. — Пришел караван из Кабула.

— Сыну гостинцы привезли?

— А караван без этого не бывает!.. — Тонготар в двух словах объяснил старухе цель их посещения. — Садитесь, гость, погрейтесь у сандала… Матушка, позовите девушку. Нам скоро возвращаться.

Старая Тиник начала спускаться с айвана и вдруг на середине лестницы остановилась. Увидела — от амбара идет Айпарча.

— О! — непроизвольно воскликнула старуха, приподняв от удивления брови. Айпарча приближалась, на ее лице не было и тени смущения, а ведь слышала мужские голоса.

Кто бы знал, каких усилий стоило ей это кажущееся спокойствие…

Да, это он — Курбан. Но только в другом обличье. Он здесь… Его прислал Ибрагимбек. Зачем?..

— Здравствуйте, — тихо сказала Айпарча, заставив себя опустить глаза. Почему он здесь? Узнал, что я здесь… что со мной случилась такая беда?.. Пришел, чтобы вызволить меня из беды, вернуть родителям?.. Кем он сказался им?.. Наверное, родственником. Да, они родственники… — Добро пожаловать, Курбан-ака!

Старуха не спускала с них глаз.

— Да садитесь же! — прикрикнула она. — Поставь самовар, доченька! Дастархан принеси!

Айпарча заметалась, как во сне, улыбается. Она рада! Очень! Хочется плакать, смешно!..

Айпарча растапливала самовар, пришла матушка Тиник.

— Каким родственником он тебе приходится? — раздраженно спросила она. — Держится степенно… Таких следует остерегаться!..

— Бояться — остерегаться! Сын же ваш прислал! — сказала Айпарча. — Ну, а что касается родственников, мои родители в Байсуне самые богатые из родичей!

Старуха достала из сундука скатерть из тонкой шерсти.

— Родичи — это хорошо, — сказала она, беря из плетеной корзины две лепешки. — Но сейчас твоя судьба в моих руках… Я верно говорю? На рассвете поблизости крутился Джаббар. Ты видела? Кто его прогнал? То-то!.. В это смутное время нельзя никому верить!.. Поди! Если вскипела вода, скажи Улугай, пусть заварит!

Айпарча, улыбнувшись про себя, вышла и крикнула:

— Улуг-а-а-ай!..

Какой звонкий, приятный голос.

Направляясь сюда, Курбан не думал, что он будет говорить Айпарче: хотел только увидеть ее. И все. Но он должен, обязан был поговорить с ней.

— Как видите, родственница ваша жива-здорова, — разливая чай, сказала матушка Тиник, — Не скрою, она мне очень понравилась! Спросите — хорошо ли ей здесь живется? Что она ответит? Э, да кто посмеет ее обидеть! Если Джаббарбек опять появится в окрестностях моей усадьбы, так вон оно, ружье. А теперь мы отправимся в путешествие. Надо, молодой человек, на мир посмотреть. Вы, видать, ученый… Как вы думаете, имеют право женщины на путешествие? Помнишь, Тонготар, ну эту героиню из «Алпамыша»… как звали ее, Барчин?.. А какими храбрыми воинами были в древности женщины… Лихие наездницы, отлично владели мечом, они отважно бились с врагами, не уступая мужчинам ни в чем! Верно говорю, Ай-парча?

— Спасибо вам, матушка! — Курбан кивнул в сторону Айпарчи.

— Дядя ее тоже навещал… Она ни в чем нужды не знает.

— А вы к нам, Курбан-ака… надолго? — спросила Айпарча, пристроившись возле старухи.

— Кто знает. Время такое — мы не можем знать, где будем завтра…

На холме возле дома появился всадник.

— Господина шейха… и вас, господин Тонготар, просит срочно прибыть к нему его превосходительство Ибрагимбек! — прокричал он.

— Если у вас есть еще что-то сказать, говорите, — заторопился Тонготар.

— Я хотел только увидеть ее, — проговорил Курбан равнодушно. — Случится встретить ее матушку, успокою, скажу: девушка под теплым крылом.

Старуха засмеялась, показав еще довольно крепкие белые зубы.

— Видимо, все байсунцы скупы на слова, неразговорчивы! Вчера ее дядя тоже все смотрел, смотрел на нее… выпил чайник чая, сказал четыре слова и ушел.

— Пусть дядя придет, — сказала Айпарча, заметно побледнев и пряча грустные глаза.

— Хвала и благодарность создателю, который одарил нашу страну справедливостью и совершенным благородством эмира повелителя тюрков, столпа мира, защитника ислама и мусульман! Да будет жизнь его величества на милости творца столь же продолжительна, как вечность!

Звучал голос Нуруллахана над площадью, заполненной народом до самой тутовой рощи, где верблюды каравана, опустившись на колени, жевали свою белую пенистую жвачку. Посол заметил: люди хмуро смотрели на него. «Ибрагимбек, видно, не сдержался, проговорился… Лишь бы кончилось все добром, — думал Нуруллахан, вглядываясь в лица. — И дождь не ко времени…»

Он чувствовал, что люди совершенно равнодушны к имени Саида Алимхана, к его «подаркам и сердечным приветам». Попытался прочувствованно, доступным для всех языком, сообщить, с каким вниманием мусульмане всего мира следят за борьбой бухарцев с неверными, захватившими землю священной Бухары, — но и это не возымело никакого действия.

Под чинарой, криво улыбаясь, злорадствовал про себя Джаббар Кенагас. «Мелковатым человеком оказался Ибрагимбек. Да это и чувствовалось. Эмир знал, что делает», — думал он, уверенный в силе Энвера-паши.