Шукур Халмирзаев - Над пропастью [Роман]

Они были далеко от Кукташа, когда полил дождь. И действительно, у подножия горы, к востоку от ставки исламской армии, оказалась вместительная сухая пещера. Вместе с лошадьми укрылись в ней. Пока Турсун, стоя на коленях и низко опустив голову, раздувал костер, Курбан подошел к выходу и, прислонившись плечом к валуну, пытался через пелену низвергавшейся воды рассмотреть, что там впереди. Глава слезились, густой дым медленно, клубясь, выползал из пещеры. «Итак, Энвер-паша без каких бы то ни было осложнений вступил в должность главнокомандующего, — рассуждал Курбан. — Что же теперь за этим последует?.. Хозяева непременно будут торопить его развернуть активные военные действия. Во время обеда Нуруллахан сообщил о находящемся уже близко втором большом караване — с оружием и обмундированием. Но как Энвер-паша — этот опытный политик и военный деятель — начнет в короткий срок боевые действия, если на сегодняшний день под его началом всего восемьсот сабель? Курбаши многих отрядов из Ферганы, Уратюбе, Самарканда, да и самой Бухары явно не спешат стать под знамена исламской армии. Перед ними, прибывшими в честь вступления его в должность, он открыто поделился своими военно-политическими планами. Сказал о задачах на ближайшее время. Курбаши восприняли все эти наметки сдержанно. Возможно, на их настроение повлияло внезапное прибытие из Кабула пяти русских офицеров русской армии, которых, вместе с турецкими, Энвер незамедлительно включил в состав штаба армии. И когда речь зашла о конкретных сроках слияния разрозненных отрядов в единую армию, курбаши Куршермат, представлявший всю Фергану, едко заметил: „А разве мы вам нужны?!“ Энвер, поняв, какую допустил оплошность, не включив в состав штаба никого из местных, ровным голосом заявил: „Мы не успели с уважаемым Ибрагимбеком сообщить вам о вашем назначении моим заместителем“. Принял ли Куршермат за чистую монету сказанное Энвером или не поверил, из его ответа: „Не знаю, как вас и благодарить!“ — было не понять. При этом запомнилось, как Ибрагимбек, положив в рот кусок вязкой кунжутной халвы, повернулся к ишану Судуру, словно пытаясь что-то сказать, а на самом деле — чтобы не расхохотался наглой лжи Энвера. Ишан Судур, недоумевая, ждал, когда Ибрагимбек проглотит халву и о чем-то спросит его. Не дождался: бек встал и вышел из комнаты…

Кажется, ничего не упустил. Можно сегодня ночью отправить, — решил Курбан. — Нет, что-то еще было… Что?.. Вспомни. Но почему его преосвященство смотрел недоброжелательно, когда Ибрагимбек пригласил тебя на обед? Почему? Он не хотел твоего присутствия в узком кругу верхушки исламской армии», — задумался он снова, наблюдая, как возле разгоревшегося костра, на плоском широком камне Турсун-охотник развязывает красный платок, раскладывает холодное мясо, лепешки. В глубине пещеры кони, позвякивая уздечками, похрумкивали сухим клевером. Вдруг они дружно заржали.

— Кто-то к нам пожаловал, — метнулся Турсун к выходу.

Раздался конский топот, из-за плотной завесы дождя возник Гуппанбай с десятком всадников. С широкополых чекменей стекала вода, мокрые крупы лошадей лоснились.

— Вот этот, — сказал Гуппанбай Курбану, указывая плеткой на мужчину с замотанным тряпьем лицом, — спрашивает хазрата. Ни с кем говорить не хочет. К хазрату — и все! Подозрителен он мне.

— Откуда он?

— Из ваших краев… Оттуда!

— Из Байсуна?

— Не говорит определенно, крутит… Хочу повидать ишана Судура, говорит. Спрашиваем — для чего? Молчит. Мы шли на Душанбе, встретили его. — Гуппанбай, нагнувшись еще ниже, тихо проговорил: — Ничтожный человек — а посмотрите, какой у него конь — карабаир! Не из простых он… Понимаете, меня послали за курбаши Давлатманбием, ну, знаете, он обложил осадой душанбинский гарнизон красных… Возвращаться неохота. Пути не будет! Да и Энвер-паша просил как можно быстрее доставить курбаши. Он желает с каждым поговорить лично!.. Где искать хазрата? Ума не приложу!

— Его преосвященство, наверно, у Энвера-паши, — сказал Курбан.

— Будьте другом… Пусть этот побудет у вас. Оставляем его — можно?

— Ладно… Вы же спешите.

— Спешим, — громко воскликнул Гуппанбай. — Шейх!.. Этого — к хазрату!.. Благодарю!.. — всадники исчезли за пеленой дождя.

Турсун отвел карабаира в сторону пещеры.

— Присаживайтесь, — пригласил незнакомца к костру Курбан. — Дорога была длинной, проголодались, небось. А тут еще и непогода…

И тут при свете костра Турсун уставился на пожелтевшую бороду незваного гостя.

— Послушай, — проговорил он, подходя ближе к огню. — Ты не Газибек?

Мужчина повернулся к нему, замер. Турсун взял в руки обрез, положил ладонь на затвор.

Незнакомец испуганно заморгал, и без того белое, бескровное лицо казалось маской.

«Неужели… Газибек?» — удивился Курбан. Когда бека везли в Арк, он находился среди студентов медресе, на улице. Вечером ишан Судур, глубоко задумавшись, довольный совершенным делом, говорил: «Вот увидишь, сын мой, Газибека бросят в зиндан… Я слышал, у эмира свои счеты с этим негодяем. В казну, оказывается, мало дает, жалуется на бедность, а сам высасывает соки из скрытых от эмира кишлаков!»

Курбан стоял ошеломленный. Не верилось, что стоявший перед ним с лицом мертвеца, свалявшейся бородой и вогнутой, видимо, от чахотки, грудью человек мог быть когда-то правителем Байсуна.

Газибек, уронив руки, взглянул на Курбана.

— Какое у вас дело к хазрату? — спросил Курбан.

— Ну, отвечай быстрее! — угрожающе проговорил Турсун-охотник и повел стволом.

Газибек вдруг, бросив на него взгляд, упал на колени, сорвавшись с камня, остервенело забил кулаками об землю, затем стал бить по своей голове.

— О-о-о! Зачем я не сдох в зиндане!.. О аллах! Почему от меня отвернулся! Кто еще выстрадал столько, сколько я-а-а!

— Прекратить истерику! — прикрикнул на него Курбан. — Садитесь поближе к огню! Погрейтесь… Какое у вас дело к хазрату? Если кто-то произнес имя преосвященства, кем бы он ни был, для меня он друг!

— Да паду я жертвой за вас! — Газибек поднялся, отряхнул пыль с колен, уселся снова на камень. — Обязательно должен встретиться с хазратом… Он не любит меня. Но скоро зауважает… Я искуплю перед ним грехи свои, я сумею…

— Я постараюсь помочь вам… Вижу — настрадались, — сказал, сочувствуя, Курбан.

— Вашими устами мед пить! — Газибек заплакал. — Впал в нужду… Отшельником стал… Лучше бы я умер, чем так жить… Однако… Жизнь сладкая штука. Все равно я долго не проживу… чахотка, — поеживаясь, он глянул на Турсуна-охотника. — Я вас прошу, уберите свою винтовку. Ладно, потом застрелите… Я буду благодарен вам: наконец-то отмучаюсь… А пока — не надо…

— На тебя и пули жалко! — проворчал Турсун.