Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Клетка

Почти одновременно раздались два выстрела, будто кто-то тяжелый и неуклюжий, пробираясь по бурелому, наступил на сухую и толстую ветку. Порскнула в чащу подлеска стайка трясогузок; с полусухой сосны снялся коршун, взмахнул лениво крылами, поймал воздушный поток и закружил в нем, набирая высоту…

Двое молодых охранников кидали вниз бурую землю, тихо матерились. Снизу послышался булькающий звук, один из кидающих заглянул в яму.

— Кажись, один ще живый, — тихо произнес он и посмотрел на тех, что курили в сторонке.

— Чего встали? — сердито спросил один из курящих? — Кончайте быстрей, а то тут дышать нечем.

— Так я ж и кажу, товарищ командир отделення, шо один, сдается мэни, вроде як живый.

Старший бросил окурок, задавил его сапогом, вынул из кобуры наган, крутнул барабан, пошел к яме. Остановившись у края, заглянул вниз.

— Который?

— Ось цей, якый справа.

Снова кто-то тяжелый и неуклюжий наступил на сухой сук. И еще раз. И еще. К трупной вони добавилась острая вонь сгоревшего пороха.

Охранники возвращались в зону потные и злые. Скорее всего потому, что пришлось катить тачку с двумя совковыми лопатами, которые числились за караульным взводом, имели жестяные инвентарные номера и представляли для государства несомненную материальную ценность. Катать тачки на одном колесе караульщики явно не умели, получалось это у них неуклюже, тачка все время норовила завалиться набок.

Между тем смерть Смидовича никак не повлияла на работу Березниковского химкомбината, крупнейшего в стране, а это лишний раз доказывало, что незаменимых людей не бывает.

Вечером от станции, почти не изменившейся с тех пор, как здесь три года назад побывали Алексей Петрович Задонов и Ирэна Яковлевна Зарницына, строго по расписанию отошел пассажирский поезд. В нем, в разных вагонах, уезжали в Москву двое молодых людей, чем-то очень похожих друг на друга. И не только совершенно одинаковой одеждой.

Эти молодые люди сразу же забрались на верхние полки и проспали до самой Москвы. Видать, высыпаться им приходится не так уж часто.

Некогда грозная турецкая крепость, башни и стены которой в давние времена возвышались над морем, опасливо вглядываясь в его безбрежную даль черными бойницами, принюхиваясь к утреннему бризу жерлами бронзовых пушек, давно превратилась в развалины. Стены и башни ее вершок за вершком целое столетие опускались вместе с берегом в море, на практике доказывая, что в мире нет и не может быть ничего застывшего и постоянного. Море наконец вплотную подобралось к замшелым гранитным глыбам и теперь добивало своими волнами то, что пощадили длительная бомбардировка и взрыв пороховых погребов.

Сегодня море лениво облизывает пустынный песчаный берег, на котором приютился маленький поселок Адлер. Прозрачные волны с легким вздохом перебирают блестящие камушки и раскачивают зеленые космы водорослей, в которых прячется мелкая рыбешка и суетливые рачки. Вдалеке, у самого горизонта, неподвижно висит между синей водой и зелено-голубым небом косой розовато-белый парус рыбачьего баркаса. На самом деле парус совсем даже не белый, а то ли зелено-серый, то ли серо-зеленый, с большими, почти черными, заплатами, но отсюда, с берега, освещенный ярким утренним солнцем, он кажется белым и дразнит неведомыми странами и островами, хотя баркас не уходит в море дальше, чем на пять-шесть километров.

Справа в голубой дымке виднеется горбатый мыс, за которым прячется город Сочи, над ним парит гора Ахун с белой свечой сторожевой башни; слева синим крокодильим хвостом, утонувшим в море, обозначен мыс Пицунда — там Грузия; сзади, над вытянутыми в струнку кипарисами и шатрами магнолий, дыбится лиловый горный хребет, за ним розовеют снежные пики.

Зной, тишина и безмятежный покой.

Ирэна Яковлевна Зарницына сидит на горячей гранитной глыбе, еще сохранившей на своих боках следы от долот каменотесов, и, наслаждаясь одиночеством, ожидает возвращения рыбаков, у которых она здесь же, на берегу, покупает только что пойманную рыбу. Обычно это серебристая хамса, но в ее шевелящейся груде попадается веретенообразная рыба-игла, красноватая горбоносая барабулька, зеленоватая скумбрия, а иногда, что случается крайне редко, радужный кавказский лосось.

Подняв широкую цветастую юбку повыше, Ирэна Яковлевна шевелит в прохладной воде загорелыми ногами, вокруг которых суетятся стайки пугливых, но любопытных рыбешек. На Ирэне Яковлевне белая холщовая блузка с коротким рукавом, голову прикрывает белая косынка, из под которой выбиваются выгоревшие на солнце концы черных жестких волос.

За четыре месяца, проведенные у моря, беременность изменила Зарницыну основательно: под глазами мешки, нос распух, губы тоже, подбородок обвис, на длинной жилистой шее резко обозначились вены, широкие бедра раздались еще шире, живот выпирает вперед столь вызывающе, что Ирэна Яковлевна ходит, откинувшись назад всем телом, и когда ей надо повернуться, поворачивается медленно и плавно, придерживая одной рукой живот, а другую отставив в сторону, как бы предостерегая всех: не подходите ко мне слишком близко, иначе я рассыплюсь.

Алексей Петрович Задонов, окажись он здесь в эту минуту, вряд ли сразу признал бы в этой изменившейся женщине бывшую свою любовницу, еще полгода назад стремительную и верткую, как расшалившийся котенок. Даже глаза Ирэны Яковлевны — и те изменились чрезвычайно: они посветлели, подернулись дымчатой печалью и были при этом как бы повернуты внутрь, точно потеряли интерес к внешнему миру, сосредоточив все свое внимание на том, что творилось внутри, в самой Ирэне Яковлевне, особенно в остром, как пасхальное яйцо, животе.

Ирэна Яковлевна оторвала взгляд от воды, посмотрела вдаль: парус явно подрос, под ним отчетливо прорисовалась черная черточка глубоко сидящего в воде баркаса. Значит, улов богатый, через полчаса рыбаки пристанут к берегу, Ирэна Яковлевна, купив рыбы, пойдет домой и займется приготовлением пищи сразу дня на два, на три. Обычно это жареная рыба и кукурузная или просяная каша. К ним добавляется зелень, ранние овощи и фрукты: ей нужны витамины, ребенок должен родиться здоровым и крепким.

Два раза в неделю хозяин-грек, в доме которого Ирэна Яковлевна снимает комнату, приносит ей пойманных в силки перепелов, величиной чуть больше воробья. Ирэна Яковлевна варит из них суп с фасолью, и это самое изысканное блюдо, какое можно себе позволить в местных условиях, потому что в поселковом магазине почти ничего нет; даже хлеб, хотя и по карточкам, бывает не каждый день. О мясе и говорить не приходится.

Поселок Адлер расположенный в тридцати километрах к востоку от Сочи на острие одноименного мыса, насчитывает от силы тысячу жителей. Его одноэтажные глинобитные домишки, поднятые над землей на каменных столбиках, крыты чинаровой дранкой, окружены увитыми виноградными лозами беседками, садами и огородами. Все это сгрудилось на небольшом пространстве между устьем своенравной реки Мзымты и развалинами турецкой крепости, между морем и узким шоссе, бегущим вдоль побережья от самого Туапсе в загадочную Грузию: по деревянному мосту через Мзымту, мимо ботанического сада "Южные культуры", мимо болотистой низины, рассадницы тропической малярии (недаром Ад лар по-турецки — долина смерти), где полно уток и прочей прожорливой птицы, мимо редких домишек полунищих грузин, армян, греков и абхазцев, мимо еле заметной с шоссе деревни староверов, прилепившейся на берегу Имеретинской бухты среди раскидистых ив и длинноногих кипарисов.