Николай Фомичев - Во имя истины и добродетели [Сократ. Повесть-легенда]

— Но ведь тот человек может сказать: «Как же так, Сократ? А если мы сравним девичий род с родом богов, не покажется ли прекраснейшая девушка безобразной по сравнению с той же Афродитой?»

И Мелет сказал:

— Кто стал бы возражать против этого? Каждому ясно, что по сравнению с богами род людской не прекрасен.

— Но ведь тому-то человеку мы опять не угодим. Мелет. Он посмеется над нами! А если к тому же у него окажется палка, он еще и постарается вздуть меня.

— Что ты городишь?! — возмутился Мелет. — Разве у нас нет суда в государстве, чтобы каждый кто захочет бил другого без всякого повода?

— В том-то и дело, Мелет, что он за дело меня поколотит.

— Не понимаю тебя, Сократ.

— Так наберись немножко терпения и послушай, что скажет мне тот человек. А скажет он вот что: «Эх, Сократ! Я спрашиваю тебя о том, что такое прекрасное само по себе, а ты приводишь в ответ нечто такое, что прекрасно не больше, чем безобразно. Нет, ты скажи мне, приятель, что такое прекрасное вообще, то, благодаря чему и девушка, и кобылица, и горшок становятся прекрасными».

— В самом деле, нелепость какая-то получается, — смутился Мелет.

— Что бы мне тогда осталось, как не сослаться на тебя, дорогой?

И Мелет в сильном замешательстве спросил:

— Так ты добиваешься, чтобы… чтобы я назвал такое прекрасное, которое никогда никому не покажется безобразным?..

— Да, Мелет, теперь ты это прекрасно понял…

И, красный от стыда, мучительно молчал Мелет, моргая глазами.

И Ламия сказала:

— Ты видишь, Мелет, сколько хлопот доставило нам прекрасное. И пока оно, разгневавшись, не убежало от тебя дальше, давай лучше мы уйдем от него…

Мелет же, поднявшись, забормотал:

— Такой ответ, Сократ… его найти нетрудно… Мне только нужно уединиться и поразмыслить самому с собой, и тогда я скажу тебе это точнее точного. — И, взятый под руку Ламией, поспешил к раскрытой калитке, держа на поводке повеселевшую собачку.

Друзья же Сократа, дав себе волю наконец-то, дружно рассмеялись, после чего Аполлодор сказал:

— За твою победу, Сократ! — и поднял свою кружку.

— Много славы будет этому Мелету пить за победу над ним, — заметил Платон и предложил продолжить беседу о прекрасном.

…И не знали Сократ и друзья его, что тем же вечером встретил Мелета у дома его Анит и повел с ним такую беседу:

— Не узнаю тебя, Мелет. Куда девалась обычная твоя веселость?

— Какая же может быть радость, Анит, если любому бродяге дозволено унижать достойнейших граждан!

— Уж не тебя ли кто обидел, Мелет?

— Представь себе, эта лысая образина, Сократ, выставил меня сегодня посмешищем!

И, задумавшись, сказал Анит:

— А не кажется ли тебе, Мелет, что мы слишком долго терпим словесные бредни этого софиста? Ведь для него нет ничего святого, ни богов, ни власти. Своим примером он давно развращает молодежь, а это может плохо кончиться…

И, расстроенный, сказал Мелет:

— А что мы можем? Ведь у нас теперь свобода: каждому разрешено болтать все, что ему взбредет в голову.

И сказал Анит, понизив голос:

— Но ведь и мы с тобой как граждане вольны… подать, к примеру, в суд на тех, кто возмущает спокойствие граждан…

— Да, по где мы найдем доказательства и свидетелей?

— Найдем! — уверенно сказал Анит.

— Но у Сократа много друзей, — засомневался Мелет, — да и народ ему потворствует…

— Ошибаешься, Мелет. Своим длинным языком он отвратил от себя и большинство простого люда… Совсем недавно он обвинил афинян в том, что будто бы они бездумно избирают на государственные должности недостойных людей и высмеял наше священное право — голосование!

— Что-то я не слышал об этом…

— Но ты же был в отъезде… Когда в собрании зашла речь о нехватке в Афинах лошадей, этот вздорный старик посоветовал… что бы ты думал?.. Решить вопрос голосованием и ослов превратить в лошадей!

— Какая наглость!

— Я надеюсь, теперь-то ты согласен выступить со мной против Сократа?

— Да наберем ли мы пятую часть голосов в суде? Ведь иначе нас самих присудят к штрафу, и немалому — в тысячу драхм!

— Не тревожься, — успокоил Анит. — Случись у нас неудача, я оплачу штраф за нас обоих. И третьего обвинителя подыскать я тоже возьмусь. Так как, Мелет?..

— Больно уж рискованное дело, — еще посомневался для вида Мелет.

— Скажи, Мелет, — сказал тогда Анит вкрадчивым голосом, — а не желал бы ты видеть свои прекрасные трагедии увековеченными искусной каллиграфией на сшитых вместе листах, одетых в красивую толстую кожу?..

— О! — встрепенулся Мелет. — Я давно мечтаю об этом. Но ведь это страшно дорого стоит…

— Не дороже денег, — усмехнулся Анит. — И мы тебе это сделаем…

И, вспомнив о своей победе в мусических состязаниях, вновь обрадовался Мелет, спросив Анита:

— Ты, наверно, слышал, дорогой Анит, что на празднике в Эпидавре я опять был первым из поэтов?..

— Прими мои поздравления, Мелет. Так ты согласен?..

— Видит Зевс, ты убедил меня, — сказал Мелет.

…А вскоре, сам того не желая, нажил себе Сократ и третьего врага… Случилось же это в лесхе, на Празднике Кружек в честь бога виноделия Диониса, где за широкими столами бражничали молодые афиняне и среди них друзья Сократа. И зашел у них разговор о любви, затеянный гетерой Ламией, сбежавшей от Мелета. И спросила Ламия друзей Сократа:

— Раз уж мы заговорили о любви, хотелось бы спросить, не знает ли кто из вас, как относится к этому чувству Сократ? Сама я стесняюсь задать ему такой вопрос.

И бывший среди них Критон сказал:

— Да лучше спросим об этом у самого Сократа. Ведь это он нас пригласил сюда, заметив, что «к людям достойным на пир достойный без зова приходит».

— И правильно он сказал. Так где же он сам?

— Он всю дорогу отставал, — ответил Платон, сидевший здесь же, — а когда мы остановились его подождать, велел нам с Критоном идти вперед. Но с ним остался Аполлодор…

Тут-то и явился в дверях улыбающийся чему-то Аполлодор, и Платон спросил:

— Но где же Сократ?

И, садясь на скамью, сказал Аполлодор:

— Мы почти уже дошли, как вдруг Сократ повернул назад и теперь стоит в сенях соседнего дома, а на зов идти отказывается…

— Что за вздор! — поднялся с места Платон. — Сейчас я позову его.

— Оставьте его в покое, — вмешался Притон. — Сядь, Платон… Такая уж привычка у Сократа: отойдет куда-нибудь в сторону и станет там, задумавшись. Он скоро сам явится. Не надо только мешать ему…

Тут вышел на средину лесхи хозяин ее, добродушный с виду толстяк, и громко возгласил:

— Эй, слуги! Считайте, что меня и всех этих добрых людей вы пригласили на обед, и ублажайте нас, как самых дорогих гостей! Да поживее!..

И забегали между столами слуги, загремели посудой, со стуком опускали на столешницы амфоры с вином и кратеры с водой, подкладывали в блюда кисти винограда, фрукты и оливки. И поднимались под сладкое звучанье флейт кружки с разбавленным вином и возглашали здравицы покровителю виноделия Дионису. И в этот-то разгар веселого пиршества вошел седобородый Сократ в своем поношенном, но чисто выстиранном хитоне. И дружным хором голосов встретили его друзья и, усадивши рядом с Ламией, поднесли ему кружку вина.