Станислав Федотов - Благовест с Амура

Амбань жестом пригласил русских за низенький столик, на котором исходили паром чашки тончайшего фарфора. Едва чай остывал, две китаянки (или маньчжурки) в шелковых зеленых — цвета весны — длинных и узких платьях ципао, мелко семеня, меняли чашки на горячие.

Русские офицеры и китайские то ли чиновники, то ли тоже офицеры остались стоять за спинами своих переговорщиков. Вагранов приглядывался к китайской группе и вдруг столкнулся взглядом с изумленно расширившимися глазами. Изумился при виде Ивана Васильевича китаец в расшитом золотисто-голубыми драконами темно-синем халате и гуаньли с голубым шариком. Вагранов напряг память и узнал его.

Это был Ричард Остин.

Иван Васильевич, разумеется, не мог знать, что Остин прибыл в Айгун накануне прихода каравана и предъявил амбаню лист от губернатора провинции Хэйлунцзян, в котором говорилось, что господин Чжао Цзань направлен в Айгун советником по пограничным вопросам. Амбань немного удивился, что китаец с юга, по виду чжуан, говорящий на кантонском наречии, послан советником на маньчжурский север, но, привыкший не обсуждать указания сверху, принял чиновника со всем уважением.

— У меня есть сведения, — первым делом заявил новый советник, — что вниз по Амуру движется караван русских.

— Слухи об этом ходят уже два года, — возразил амбань, — однако до сих пор они не подтверждались. Но на всякий случай у меня наготове несколько джонок.

— По пути сюда я перехватил гонца из селения Хума, что на реке Хумаэрхэ, — с раздражением сказал Чжао Цзань. — Он рассказал, что в составе каравана идет большая джонка с трубой, из которой валит черный дым. Она разобьет ваши джонки. Надо выкатить на берег пушки и собрать всех солдат. Русские не имеют разрешения богдыхана, их надо остановить силой.

— Из Пекина нет никаких приказаний. Вдруг Трибунал дал согласие на проход каравана? — по-прежнему сомневался амбань. — Если мы попробуем его остановить, может быть ссора с Россией и большие неприятности для меня и моего гусайды. Вплоть до отсечения головы. Но пушки выкатить можно и солдат собрать тоже.

Он еще питал надежду, что все обойдется, но лишь до появления русских чиновников с известием о сплаве. Когда же спросил, большой ли караван, то ужаснулся их ответу. Семьдесят семь плотов, плашкоутов, баркасов, павозков и настоящий пароход! Да это же целая флотилия! Как же возможно ее пропустить?! А как — не пропустить?!

Но русские сказали, что они сообщили о сплаве в Пекин и у амбаня разрешения спрашивать не собираются. Просто извещают о своем проходе, чтобы не случилось чего-либо непредвиденного.

Амбань попросил времени до утра — он должен подумать. С тем и расстались.

А теперь амбань воочию увидел, какое перед ним войско и похолодел. Такое его пушки не остановят. Да у русских и у самих есть пушки, пехота и даже кавалерия: две баржи лошадьми заняты. Как высадят десант — что от Айгуна останется!

Он прислушался к тому, что говорил по-маньчжурски самый старший переговорщик Кжи-мысыки-фу:

— …экспедиция, которую возглавляет лично генерал-губернатор всей Восточной Сибири, снаряжена по приказу русского императора и не направлена против Китая. Задерживаться ей нельзя, так как она спешит к устью Амура, где ее ждут срочные дела. Генерал-губернатор весьма сожалеет, что почта из Пекина идет слишком медленно…

Все это, в том числе и предложение амбаня подождать две недели, было сказано уже по три раза и надо было что-то решать. Амбань беспомощно оглянулся на советника Чжао Цзаня — тот отрицательно покачал головой. Амбань открыл было рот, чтобы произнести свое предложение в четвертый раз, и вдруг вмешался русский офицер, стоявший за спиной переговорщиков:

— Кондрат Григорьевич, спросите амбаня, что тут делает английский шпион и почему амбань его слушает, — и он, вопреки всякому этикету, показал пальцем на советника.

— А вы уверены, Иван Васильевич, что это английский шпион? — состорожничал Крымский. — Он, конечно, мало похож на чистокровного ханьца, но, может быть, полукровка?

— Он чистокровный англичанин, но и по-русски понимает. Мы с ним дважды пересекались в Забайкалье. Второй раз меня чуть не убили.

— Ну, хорошо, я спрошу.

Крымский спросил. Амбань позеленел.

— Этого не может быть! Это — советник Чжао Цзань из Цицикара. У него есть документ!

Крымский перевел, и тут Вагранов сказал, наверное, самые решающие слова:

— Его советы поссорят Россию и Китай, что и нужно Англии. А амбань получит большие неприятности. Вплоть до отсечения головы.

Амбань поразился тому, что русский почти слово в слово повторил сказанное им, амбанем, советнику Чжао Цзаню. Это не могло быть случайностью, значит, само Небо подтверждает правоту русского. И он решился:

— Я не могу и не буду больше вас задерживать, уважаемые. Мои уполномоченные передадут генерал-губернатору пожелание успешного пути.

Делегация встала и раскланялась. Но от генерал-губернатора у Скобельцына было еще личное поручение, и он обратился к амбаню по-маньчжурски:

— Уважаемый амбань, генерал-губернатор просил выделить каравану китайского лоцмана, знающего удобный фарватер до Нижнего Амура.

Амбань ответил совсем неофициально:

— Сы-ко-бель-цин, мы не имеем такого лоцмана. Сожалею, но помочь не могу.

— Врет, конечно, — говорил Скобельцын товарищам на обратном пути, — но понять его можно. Своя голова дороже.

После ухода русских советник Чжао Цзань был взят под стражу и отправлен в Цицикар. В сопроводительном письме амбань почтительно известил высокого губернатора, что русские признали в советнике английского шпиона.

Тридцатого мая караван миновал устье Бурей, а через сотню верст берега резко сблизились и поднялись хмурыми горами с редкими распадками между ними. Кое-где на вершинах шапками сидели облака. Утреннее солнце пряталось за ними, и все вокруг казалось серым и угрюмым.

Вода перестала быть прозрачной, стали видны ее толстые струи, сплетавшиеся в косы, которые вдруг начинали пушиться шипучей пеной. Под скалистыми береговыми выступами закипели буруны.

— Хинган, — сказал Скобельцын Муравьеву. — Хинганские Ворота. Теперь на сотню верст хватим мурцовки.

— А что такое? Будут пороги?

— Порогов, слава богу, не быват, даже при малой воде. Однако быстерь [61] Быстерь — сильное течение (местн.). , как на Шилке, бойцов много, зато вобудёнок [62] Вобудёнок — в один день (местн.). можем все Ворота пройтить.

Течение стремительно несло плоты и плоскодонные посудины. Колеса «Аргуни» крутились в обратную сторону, тормозя движение парохода, но это помогало едва-едва.

На переднем плоту у носовых правил стояли Евлан и Ваньша Казаковы — самые опытные плотогоны. Хотя говорить «стояли» было бы совершенно неправильно: вместе с помощниками они работали, как машины, отчаянными усилиями отводя свой плот от опасных скал.