Станислав Федотов - Благовест с Амура

Встретились они в самое нужное время: караван подошел к большой развилке русла и намеревался пойти по левому, более широкому рукаву, а оказалось, что к Мариинскому посту вел правый.

Байдарка Невельского пришвартовалась к плашкоуту Муравьева, как пять лет назад баркас генерал-губернатора — к борту «Байкала», и капитан первого ранга доложил главноначальствующему о готовности Мариинского рейда принять весь караван.

На этот раз не было восторженных объятий и торжественных построений — встреча носила сугубо деловой характер. Муравьев пригласил Невельского в свою штабную каюту, где собрались все командиры, и попросил дать развернутую картину состояния постов как на материке, так и на Сахалине.

— Посты — Петровский в заливе Счастья, Николаевский в устье Амура, Александровский в бухте Де-Кастри, Константиновский в Императорской Гавани и Муравьевский и Ильинский на Сахалине в настоящее время в полном порядке, — докладывал Невельской. — Осенью прошлого года подпоручик Орлов, основавший пост Ильинский, исследовал западный берег острова к югу до сорока семи градусов северной широты и восточный берег залива Анива от тех же сорока семи градусов до Муравьевского поста. Лейтенант Рудановский из Муравьевского поста исследовал берега к востоку и юго-востоку от поста и частично восточный берег острова. Рудановский обнаружил закрытый залив, фактически большое озеро, названное им именем майора Буссе, пригодное для зимовки небольших судов. Население острова в основном — айны, тунгусы-орочоны и гиляки. Есть небольшое количество японцев-рыбаков. Все они признали русское присутствие как законное и относятся к нам весьма дружественно. Еще одним свидетельством принадлежности острова России можно назвать исторический факт, что уже в шестнадцатом веке, за двести лет до японцев, его заселяли удские тунгусы, подданные Российской империи. Более того, приказчик Компании Самарин обнаружил селения, в которых живут русоволосые потомки лоча-орочонов, то есть русско-тунгусских метисов. Они женились на женщинах айнов и теперь называют себя айно-лоча-орочонами.

— Очень хорошее известие, — заметил Муравьев. — Оно наверняка пригодится, если кто-то вздумает оспаривать наши права на остров. Вы сказали, Геннадий Иванович, что с постами все в порядке в настоящее время. А что, было что-то не в порядке?

— Редкостно лютая зима. В Императорской Гавани непредвиденно пришлось зимовать экипажам кораблей «Николай» и «Иртыш». Восемьдесят четыре человека вместо двенадцати. На «Николае» хватало продовольствия и теплой одежды, но лишь для своего экипажа; на «Иртыше», который был неисправен и не смог уйти в Петропавловск, никаких запасов не было, к тому же несколько человек болели. Всем реально грозил голод и пришлось предпринимать большие усилия, чтобы спасти этих людей.

Невельской сказал «большие усилия», а на самом деле усилия прилагались неимоверные. Начальник Муравьевского поста Буссе, не признававший товарищеских отношений в экспедиции, проигнорировал приказ Невельского, которым он предписывал майору, в случае зимовки «Иртыша», снабдить его экипаж продовольствием и теплой одеждой — запасов поста на это хватало — и заменить больных здоровыми, оставив первых у себя. Буссе отправил неисправный транспорт в Императорскую Гавань (для зимовки в найденном Рудановским заливе он был слишком велик), а Невельскому написал, что не смог выполнить приказ, потому что должен заботиться о гарнизоне своего поста, о его питании и здоровье. Кроме того, мол, поползли слухи, что по весне придут японские джонки с войсками, поэтому он занялся постройкой частокола и башни для защиты поста, а больные люди были бы только помехой.

Зато, когда в Императорскую Гавань зашла винтовая шхуна «Восток», ее командир, Воин Андреевич Римский-Корсаков, по-братски поделился всеми запасами с бедствующим постом. Это помогло ему продержаться какое-то время.

Узнав из отчаянного письма начальника Константиновского поста Бошняка, посланного с оказией в Петровское, что смерть нависла над без малого сотней людей, Невельской немедленно снарядил все имеющиеся силы на доставку туда продовольствия и медикаментов. Но зима поначалу была страшно морозной и бесснежной, собачьи упряжки с большим трудом преодолевали даже небольшие расстояния, горные перевалы были вообще недосягаемы. Потом упали обильные снега и завалили все тропы. И лишь после Нового года на пост пробились тунгусы на оленях; мясо этих животных спасло некоторых больных, но 19 человек отдали богу душу.

Страдания от холода в сырых, наскоро сооруженных землянках, были также ужасными. Суконные покрывала ночью примерзали к стене, а к утру замороженное дыхание десятка людей повисало с потолка длинными сосульками-сталактитами. И так изо дня в день всю долгую зиму.

Геннадий Иванович не стал утомлять начальство этими подробностями. Впрочем, о лишениях экспедиции в прошлые зимы он писал генералу неоднократно, так что тот легко может представить, каково им было на этот раз. А наказать Буссе — не столько за пренебрежение к приказу начальника, сколько за преступное равнодушие к судьбе десятков людей, оставленных им без самого необходимого, — он решил по-столичному: не представлять майора ни к очередному чину, ни к ордену. Для честолюбия самонадеянного бывшего лейб-гвардейца, посчитал он, это будет хлестким ударом, хотя вряд ли уже изменит его высокомерие.

Не знал Геннадий Иванович, что влиятельные покровители Буссе в Петербурге подсуетились, и Николай Васильевич получил чин подполковника, что через два года он уже примерит эполеты полковника, а в тридцать лет станет генерал-майором и первым военным губернатором новой, Амурской, области. И орденов на этом поприще получит немало. Вот только проживет на этом свете всего тридцать восемь лет: уж не те ли 19 невинных душ призовут его на Суд Божий?

Не знал Невельской пока что и того, что вице-адмирал Путятин, опасаясь появления у берегов Сахалина кораблей противника, предложит новоиспеченному подполковнику снять Муравьевский пост, чем тот с радостью и воспользуется. Команда и имущество поста будут погружены на транспорт «Двина» и отправятся в Императорскую Гавань.

— Я об одном сожалею, ваше превосходительство, — сказал Невельской, заканчивая доклад, — что военные обстоятельства задерживают наши дальнейшие исследования побережья к югу от Императорской Гавани. По сведениям, полученным от местных жителей, там есть несколько превосходных бухт, от которых рукой подать до Уссури. Когда мы их займем, весь край между Амуром, Уссури и морем будет под нашим контролем и станет действительно неотъемлемой частью России. Уссури предназначено стать естественной границей между нами и Китаем, поэтому на ней немедленно надо ставить несколько военных постов.