Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Книга третья. Двойная жизнь

Алексей Петрович, впервые видя так близко от себя этого таинственно-загадочного человека, подумал, что если бы тот не брился, а дал волю своей растительности, то был бы похож на разбойника Кудияра: именно таким — плотным крепышом невысокого роста — и представлялся когда-то маленькому Алеше этот песенный разбойник.

Впрочем, Блюхер и без бороды походил на разбойника Кудияра, решившего изменить свою внешность до неузнаваемости, и теперь, стоя на ковровой дорожке, вглядывался в приближающегося корреспондента, как бы желая понять, узнал тот его или нет, и что делать в том случае, если узнал.

В середине двадцатых, когда Блюхер еще находился в Китае в роли главного военного советника при революционном правительстве Сунь Ятсена, о нем иногда писали в газетах, как о полководце-интернационалисте, который помогает молодой китайской демократии противостоять местной реакции и мировой буржуазии. Писали, правда, весьма скупо, пользуясь казенным набором слов. Было выпущено, к тому же, две-три тощеньких брошюрки в серии "Герои гражданской войны", повторяющих одна другую, но, казалось, лишь с одной единственной целью — затенить, заговорить истинного Блюхера.

Задонов, читая вчера газетные материалы тех лет и всякие военные теории, в которых командарм Блюхер, похоже, не стремился проявить свои способности и обнародовать свои взгляды, так и не смог составить себе четкое представление об этом легендарном человеке.

Странным, если не принимать во внимание "дело о фракционной деятельности Сырцова", казался и тот факт, что первый кавалер ордена Красного Знамени в Советской России, герой тысячеверстного похода уральских партизан на соединение с Красной армией, герой штурма Сиваша, победитель барона Унгерна и усмиритель Сибири, главком, военный министр и председатель Военного совета Дальневосточной республики и прочая и прочая не удостоился чести быть упомянутым в первой советской энциклопедии, выпущенной в конце двадцатых-начале тридцатых годов, — а первый том на А-Б-В выпустили еще до "дела Сырцова", — хотя в этой энциклопедии упоминались и такие ничтожества из современных деятелей, которые известны-то были, может статься, одним энциклопедистам. Тот же Карл Бауман… ну чем прославился? Только тем, что был убит во время рабочей демонстрации. А слава, как у Христа.

Алексей Петрович лишь на мгновение замер, переступив порог гостиничного номера. Ему хватило мгновения, чтобы оценить наметанным глазом обстановку и стоящего в позе принимающего парад войск командарма. Широко улыбнувшись, он стремительно пошел к нему, щуря глаза.

Многолетний опыт работы в газете выработал у Алексея Петровича манеру ко всем относиться одинаково уважительно, без заискивания и панибратства, будь то простой паровозный кочегар, член ЦК ВКП/б/, нарком или, как сейчас, прославленный военачальник. Весь вид Алексея Задонова, преисполненный истинного радушия и оптимизма, как бы говорил его собеседнику: вы мне интересны, вы мне чертовски интересны, хотя я всего-навсего делаю свою работу, а вы — свою, так что давайте не будем считаться, кто выше, а кто ниже, и будем друзьями. И ему, как правило, удавалось преодолевать и спесь высокопоставленного партийного чиновника, получившего, так сказать, исключительно тюремное образование, и подозрительность руководящего еврея, и оборонительную заносчивость старого русского интеллигента, и недоверие полуграмотного рабочего или крестьянина.

Блюхер и Задонов крепко пожали друг другу руки, и командарм указал на кресло в белом чехле возле круглого стола, накрытого белой же скатертью. На столе, кроме графина с водой и двух стаканов, ничего не было.

— Я рад наконец-то познакомиться с вами, Василий Константинович, — решительно начал Алексей Петрович, усаживаясь в кресло и откидываясь на его спинку. — Меня, как журналиста и писателя, признаться, давно интригуют те были и небылицы, которыми обросло ваше имя. Ваш легендарный поход по тылам белых после падения Оренбурга еще ждет своего Серафимовича. А штурм Сиваша! А пленение барона Унгерна! А три года в Китае! А КВЖД! А ДВР! О! Иному бы и сотой доли хватило на то, чтобы возомнить себя эдаким Наполеоном, — с обезоруживающей улыбкой подвел итог своему вступлению Алексей Петрович, бесцеремонно разглядывая хмурого командарма, видя, что тот пока никак не реагирует на его дифирамбы (даже при упоминании Наполеона ни один мускул на его лице не дрогнул). Это, однако, не смутило Алексея Петровича, и он добавил с искренним сожалением, точно они с Блюхером уже стали друзьями: — Жаль, что вы завтра уезжаете, и мне не удастся подробно расспросить вас обо всем…

— Ничего не поделаешь, — шевельнулся Блюхер в своем кресле и слегка покрутил из стороны в сторону головой со стесанным затылком, будто воротник, плотно облегавший крепкую шею борца, мешал ему говорить. — Но ничто не мешает вам побывать в наших краях и познакомиться с обстановкой на месте… Тем более что интересы вашей газеты простираются до самого Владивостока… — сделал паузу и добавил с едва уловимой усмешкой: —…в пределах железной дороги, разумеется. — После чего глянул, будто прицелился, в глаза Алексея Петровича умными с хитринкой черными глазами, как бы говоря: "Выкладывай давай, зачем пришел, нечего хвостом вертеть".

Но Алексей Петрович слишком хорошо помнил предостережение главного редактора: "Ты с этим Блюхером будь… как бы это сказать… потоньше: человек он непростой, скрытный, цену себе знает, а предстоящая встреча с тобой вряд ли вызовет у него особую радость. Но тонкость тонкостью, а раскрутить его постарайся на всю катушку. Главное — его взгляды на современную военную доктрину".

Это предостережение надо было понимать так: будь осторожен и помни, что твой материал заказан на самом верху и его будут читать с лупой.

Что касается доктрины, то Алексей Петрович из прочитанного за ночь уяснил: сегодня на этом поприще столкнулись Ворошилов с Тухачевским, то есть старая, конно-сабельная, стратегия с новой, машинной, и не исключено, что Сталин хочет знать, на чьей стороне большинство известных военачальников, чтобы из этого делать свои выводы.

"Что ж, — подумал Алексей Петрович, совершенно верно оценив намек командарма на железную дорогу, — если и Блюхер знает, что от этого материала зависит не только моя, но и его судьба, значит, тонкости тут ни при чем".

Улыбнулся понимающе, кивнул головой и заговорил:

— Вот давайте мы с вами и потопаем по шпалам, так чтобы ни влево, ни вправо, а все прямо и прямо.

— Что ж, давайте потопаем, — согласился Блюхер.

И они "потопали": Алексей Петрович задавал вопросы, Василий Константинович отвечал, лишь в самом начале поинтересовавшись, почему товарищ Задонов ничего не записывает.