Джеймс Клавелл - Король крыс

– Но они сделали свои деньги за счет кого-то другого, – сухо сказал Браф. – Они могли бы легко отдать часть своих миллиардов людям, которые заработали капиталы для них. Эти кровопийцы…

– Я полагаю, вы демократ? – возбужденно спросил Кинг.

– Можете не сомневаться, это так. Посмотрите на Рузвельта. Посмотрите, что он делает для страны. Он вытащил страну, мы ему всем обязаны, а эти чертовы республиканцы…

– Чепуха! И вы понимаете это. Это не имеет никакого отношения к республиканцам. Экономический цикл развития…

– Все эти экономические циклы – бессмысленное вранье. Республиканцы…

– Эй, вы, парни, – робко сказал Ларкин, – никаких разговоров о политике, пока мы не поедим. Что вы на это скажете?

– Ну ладно, – угрюмо согласился Браф, – но этот малый чересчур благодушен.

– Мак, почему это так важно? Я все же не понимаю.

– Писатель может на листе бумаги изложить мысль… или точку зрения. Если писатель хороший, он может оказать влияние на людей, даже если книга написана на туалетной бумаге. И он единственный в нашей современной экономике, кто способен сделать это – изменить мир. Бизнесмен не может ничего без больших денег. Политик бессилен без положения или власти. Плантатор наверняка не может. И бухгалтер не может, верно, Ларкин?

– Конечно.

– Но вы говорите о пропаганде, – сказал Браф. – Я не хочу писать пропагандистские книги.

– Дон, вы когда-нибудь писали для кино? – спросил Кинг.

– Я никогда ничего никому не продал. Какой же я писатель, если ничего пока не продал. Но кино – это чертовски важно. Вы знаете, Ленин говорил, что кино – наиболее важное из пропагандистских средств, когда-либо изобретенных. – Он заметил, что Кинг готов броситься в атаку. – А я не коммунист, сукин вы сын, я просто демократ. – Он повернулся к Маку. – Господи, вот так всегда: если вы читали Ленина, Сталина или Троцкого, вас называют коммунистом.

– Ну, вам следует признать, Дон, – сказал Кинг, – что среди демократов полно розовых.

– С каких это пор доброе отношение к русским означает, что парень является коммунистом? Они наши союзники, вы же это знаете!

– Мне жаль, что так сложилось, с исторической точки зрения, – заметил Мак.

– Почему?

– Потом у нас будет масса проблем. Особенно на Востоке. Эти ребята даже перед войной доставляли кучу неприятностей.

– Телевидение скоро завоюет весь мир, – вставил Питер Марлоу, наблюдая, как над поверхностью похлебки колышется тонкая струйка пара. – Вы знаете, я смотрел демонстрацию телевидения из дворца Александры [19] Дворец Александры – основные здания телестудий Би-би-си в 1936–1960 гг. Названы в честь супруги короля Эдуарда VII. – Примеч. ред . в Лондоне. Бэйярд раз в неделю делает программу.

– Я слышал о телевидении, – сказал Браф. – Никогда не видел.

– Я тоже не видел, – кивнул Кинг, – но на нем можно заработать чертову кучу денег.

– Только не в Штатах, это уж наверняка, – проворчал Браф. – Подумайте о расстояниях! Черт, оно, может быть, сгодится для маленьких стран, таких как Англия, но не для настоящей страны, как Штаты.

– На что вы намекаете? – холодно спросил Питер Марлоу.

– Я имею в виду, что, если бы не мы, война продолжалась бы бесконечно. Ведь наши деньги, наше оружие и наша мощь…

– Послушайте, старина, мы сами хорошо справлялись, давая вам, кретинам, время оторвать задницу от стула. Это ваша война в той же степени, как и наша. – Питер Марлоу свирепо посмотрел на Брафа, который ответил таким же свирепым взглядом.

– Чушь! Почему, черт побери, ваши европейцы не могут убивать друг друга так, как они это делали столетиями, и оставить нас в покое? Я не понимаю. Нам приходилось выручать вас из беды и раньше…

И, забыв о времени, они спорили и ругались, и никто никого не слушал, и у каждого было свое твердое мнение, и каждое мнение было правильным.

Кинг сердито замахивался кулаком на Брафа, который в ответ тоже показывал кулак, а Питер Марлоу кричал на Мака, когда неожиданно в дверь замолотили.

Мгновенно воцарилась тишина.

– Чего вы там орете? – раздался голос.

– Это ты, Гриффитс?

– А ты решил, что это чертов Адольф Гитлер? Ты хочешь, чтобы всех нас посадили или еще что-нибудь учинили?

– Нет. Извини.

– Угомонитесь, черт вас возьми!

– Кто это? – спросил Мак.

– Гриффитс. Это его камера.

– Что?

– Конечно. Я снял ее на пять часов. Три бакса в час. Даром ничего не получишь.

– Вы сняли камеру? – недоверчиво переспросил Ларкин.

– Верно. Этот Гриффитс – толковый делец, – объяснил Кинг. – Вокруг ведь полно народа, верно? Не найти спокойного местечка, так? Этот англичанин сдает камеру любому, кому хочется побыть одному. Не я придумал это, но Гриффитс здорово зарабатывает.

– Готов побиться об заклад, что не Гриффитс придумал, – сказал Браф.

– Капитан, я не умею врать. – Кинг улыбнулся. – Должен признаться, что идея была моя. Но Гриффитс имеет на этом достаточно, чтобы содержать очень хорошо себя и свою группу.

– Сколько вы с этого навариваете?

– Всего десять процентов.

– Десять процентов – это справедливо, – сказал Браф.

– Так и есть, – подтвердил Кинг. Он никогда бы не солгал Брафу. И не только сейчас, но и в любом другом деле.

Браф наклонился и помешал варево:

– Эй, парни, оно кипит.

Все стали заглядывать в кастрюлю. Да, похлебка действительно кипела.

– Нам лучше заткнуть окно. Сейчас пойдет запах.

Они заложили одеялом зарешеченное оконце, и вскоре вся комната наполнилась ароматом.

Мак, Ларкин и Текс сидели на корточках около стены, не отрывая глаз от кастрюли. Питер Марлоу устроился на другой стороне кровати и, так как он был ближе всех, время от времени помешивал содержимое кастрюли.

Вода медленно кипела, заставляя изящные маленькие бобы всплывать на поверхность, потом исчезать опять в глубине кастрюли. Выделилось облачко пара, принеся с собой запах настоящего жирного мяса. Кинг наклонился и бросил в варево горсть местных приправ: куркуму, каджанг, хуан, така, а сверх того – гвоздику и чеснок. Запах стал еще сильнее и соблазнительнее.

Через десять минут Кинг бросил в кастрюлю зеленую папайю.

– С ума сойти, – сказал он. – Можно заработать состояние после войны, если найти способ обезвоживать папайю. Она смягчит и мясо бизона!

– Малайцы всегда употребляют папайю, – ответил Мак, но никто не слушал его, и он сам себя не слушал, потому что жирный сладкий дух обволакивал их.

Пот каплями тек по груди, подбородкам, ногам и рукам. Но они не замечали пота и тесноты. Они знали только одно: все это не сон; вот мясо варится перед ними, и скоро, очень скоро они примутся за еду.

– Где вы достали его? – спросил Питер Марлоу без особого желания получить ответ. Ему просто надо было что-то сказать, чтобы разрушить это удушающее очарование.