Джеймс Клавелл - Король крыс

Впереди колонна пленных отошла на обочину, уступая дорогу автобусу. Это была древняя развалина, пыхтящая, испускающая клубы зловонной гари и рассчитанная на двадцать пять пассажиров. Но сейчас внутри находилось по меньшей мере шестьдесят мужчин, женщин и детей, а снаружи висело еще человек десять, уцепившихся кто за что руками и босыми ногами. Крыша автобуса была заставлена клетками с курами, завалена узлами и свернутыми циновками. Когда астматически кашляющий автобус проезжал мимо, туземцы с любопытством смотрели на пленных, а те провожали взглядом клетки с полуживыми курами и молились, чтобы этот чертов автобус развалился или угодил в канаву. Вот тогда они помогли бы вытащить его оттуда, позаимствовав при этом с дюжину кур. Но сегодня автобус проехал мимо без происшествий, и ему вслед неслись проклятия.

Питер Марлоу шел рядом с Дунканом, который продолжал болтать о своих зубах, все время показывая их в широкой улыбке. Но улыбка все равно была неестественная. Совершенно нелепая.

Корейский охранник, вяло бредущий позади них, прикрикнул на человека, который вышел из строя на обочину дороги, однако тот спустил штаны, быстро облегчился и крикнул: «Sa-kit marah!», что означало «дизентерия»; охранник пожал плечами, достал сигарету, закурил и подождал, пока пленный не вернется в строй.

– Питер, – тихо сказал Дункан, – прикройте меня.

Питер Марлоу посмотрел вперед. Примерно ярдах в двадцати от дороги, на узкой тропинке около кювета, стояли жена и ребенок Дункана. Мин Дункан была сингапурской китаянкой, поэтому ее не посадили в лагерь вместе с женами и детьми других военнопленных; она свободно жила в предместьях города. Ее ребенок, девочка, был таким же красивым, как и мать, высоким для своего возраста, с веселым личиком. Раз в неделю они «случайно» проходили мимо, так чтобы Дункан мог видеть их. А пока он имел возможность встречаться с ними, Чанги не казался ему таким ужасным.

Питер Марлоу вклинился между Дунканом и охранником, загораживая шотландца, и дал Дункану возможность пробраться ближе к обочине.

Пока колонна двигалась, мать и дочь безучастно продолжали идти по тропинке. Когда мимо проходил Дункан, взгляды всех троих на миг встретились. Мин увидела, как муж бросил маленький клочок бумаги на обочину, однако не остановилась. Дункан затерялся в массе военнопленных. Но он знал, что жена с дочкой видели бумажку, и знал, что они будут продолжать идти, пока колонна и охранники не скроются из виду, тогда они вернутся, найдут записку и прочтут ее. Эта мысль делала Дункана счастливым.

Я люблю вас, скучаю, и в вас обеих – моя жизнь , – написал он. Писал он всегда одно и то же, но всякий раз послание было новым и для него, и для них, потому что слова написаны вновь и сто́ят того, чтобы их повторяли в душе день и ночь.

– Как вы считаете, она хорошо выглядит? – спросил Дункан, оказавшись опять около Питера Марлоу.

– Прекрасно, вы счастливчик. А Мордин обещает стать красавицей.

– Да, настоящей красавицей. Ей будет шесть в сентябре.

Счастье поблекло, и Дункан замолчал.

– Как мне хочется, чтобы эта война закончилась, – проговорил он.

– Недолго осталось ждать.

– Когда вы захотите жениться, Питер, женитесь на китаянке. Из них получаются лучшие жены в мире. – Дункан говорил это много раз. – Я понимаю, что трудно перенести презрение общества, да и детям трудно, но я уйду умиротворенным, если умру на ее руках. – Он вздохнул. – Но вы не послушаетесь моего совета. Вы женитесь на какой-нибудь английской девушке и будете думать, что живете полной жизнью. Какая напрасная трата времени! Я знаю, я испробовал оба варианта.

– Мне придется подождать и попробовать, не так ли, Дункан? – рассмеялся Питер Марлоу, потом ускорил шаг, чтобы занять место впереди своих людей. – Увидимся позже.

– Спасибо, Питер! – крикнул ему вслед Дункан.

Они почти уже пришли на аэродром. Впереди поджидала группа охранников, чтобы развести бригады по рабочим участкам. Около охранников были свалены кирки, обычные и совковые лопаты. Много пленных уже шагало под охраной через аэродром.

Питер Марлоу посмотрел на запад. Одна из бригад направлялась в сторону пальм. Проклятье!

Он остановил своих людей и козырнул охранникам, заметив, что одним из них был Торусуми.

Торусуми узнал Питера Марлоу и улыбнулся:

– Табе!

– Табе, – ответил Питер Марлоу, смущенный очевидной дружелюбностью Торусуми.

– Я поведу тебя и твоих людей, – сказал Торусуми и кивком указал на инструменты.

– Благодарю тебя, – отозвался Питер Марлоу и кинул сержанту: – Мы идем с ним.

– Этот вымогатель работает в восточном конце, – раздраженно бросил сержант. – Чертовски не везет!

– Я знаю, – так же раздраженно проговорил Питер Марлоу и, пока люди разбирали инструменты, обратился к Торусуми: – Надеюсь, сегодня ты поведешь на западный конец. Там прохладнее.

– Нам надо идти на восточный конец. Я знаю, что на западе прохладнее, но я всегда попадаю на восточную часть.

Питер Марлоу решил схитрить:

– Может быть, тебе стоит попросить, чтобы тебя послали в лучшее место?

Опасно делать предложение корейцу или японцу. Торусуми холодно посмотрел на него, потом резко повернулся и подошел к Адзуми, японскому капралу, который с мрачным видом стоял в стороне. Адзуми был известен своим скверным характером.

Питер Марлоу с опасением смотрел, как Торусуми поклонился и начал что-то быстро и резко говорить по-японски. Он почувствовал на себе взгляд Адзуми.

Сержант, стоявший рядом с Питером Марлоу, тоже с беспокойством следил за разговором.

– Что вы сказали ему, сэр?

– Я сказал, что ради разнообразия нас можно отправить в западную часть.

Сержант поморщился. Если затрещину получал офицер, сержант получал ее следом, автоматически.

– Вы рискуете… – Он замолчал, увидев, что к ним шагает Адзуми, сопровождаемый Торусуми, почтительно идущим на два шага сзади.

Адзуми, маленький кривоногий мужчина, замер в пяти шагах от Питера Марлоу и, наверное, секунд десять не отрывал глаз от его лица. Питер Марлоу приготовился к пощечине, которая должна была последовать. Но ее не было. Вместо этого Адзуми неожиданно улыбнулся, показав золотые зубы, и вытащил пачку сигарет. Он предложил сигарету Питеру Марлоу и что-то сказал по-японски; смысла сказанного Питер Марлоу не понял, но уловил слова «сёко-сан» и был странно удивлен: раньше его так не называли. «Сёко» означает «офицер», а «сан» – господин, и, если «господином офицером» тебя называл жестокий дьявол, каким был Адзуми, это действительно что-то значило.

– Аригато, – вежливо поблагодарил Питер Марлоу, прикуривая. «Спасибо» было единственным японским словом, которое он знал, не считая «вольно», «смирно», «шагом марш», «отдать честь» и «иди сюда ты, белая сволочь». Он приказал сержанту, который был в явном недоумении, построить людей.