Сьюзан Вриланд - Клара и мистер Тиффани

— Надеюсь, мне не подсунут еще одну такую хоть некоторое время, — забурчал тот.

Алекс включил лампу. От блеска у меня захватило дух. Цветы сверкали, будто в волшебном вине играли аметисты и сапфиры. Мне надо было побыть с лампой, порадоваться ей, разделить с ней ее великолепие.

— Вы можете отнести ее на шестой этаж на пару дней?

— Нет. Босс хочет заполучить ее в кабинет, чтобы показать покупателю. Затем она отправится в Париж.

— Тогда только на один день. Я хочу, чтобы ее рассмотрели девочки.

— Не могу.

Во мне вскипел гнев, моментальный и неистовый.

— Но она моя!

Его изумленный взгляд сразу заставил меня понять, как неестественно это выглядело и сколь жалким было мое притязание. Над ней работала дюжина человек, если посчитать наш отдел и бронзовую литейную.

— Прошу прощения. А на час? Ты можешь обойтись без нее один час?

— Один час.

— Гарри, поможешь принести ее наверх? Я хочу, чтобы ты слышал, что скажут девушки.

Когда Гарри привез лампу на тележке и я рассказала девушкам, что именно он смонтировал ее, они выразили свою похвалу не скупясь, громко и бурно. Гарри от удовольствия зарделся как маков цвет. Ему никогда не доводилось получать признание за что-то.

— Давайте включим ее, — предложил он.

Все замерли. Атмосфера в комнате наэлектризовалась от напряженного предвкушения. Когда лампу включили, последовали восторженные крики и визг. Я подумала, что такое должно быть услышано и глухонемым Фрэнком.

Нелли направилась прямо к нему с протянутой рукой:

— Мистер, я хочу пожать вашу руку. Не могу представить, как счастлив будет человек иметь такую вещь в своем доме и иметь возможность включать ее каждый раз, когда ему будет нужен свет.

— Такие лампы будут еще, — уверила я девушек, но Гарри услышал эти слова, уже покидая комнату. Его плечи поникли, глаза в преувеличенном отчаянии стали косыми, и девушки захихикали.

— Теперь, когда вы видите, как электричество высвечивает каждый кусочек, я хочу поговорить с вами о подборе. Ни одна из ламп с глициниями не будет похожа на эту или какую-либо другую, хотя мы и будем использовать тот же рисунок и направляющие прожилки. Небольшой размер кусочков позволяет создавать варианты.

Я дала им диапазон цветов, от небесно-голубого до берлинской лазури и от розовато-сиреневого через диапазон фиолетовых оттенков до пурпурного. Листва может изображать определенное время года в период цветения, с использованием желто-зеленого и изумрудного для ранней весны и оливкового и охры летом.

— Существуют два типа цветных схем, так что перед тем как начнете, вам предстоит сделать выбор. В первом типе лепестки почти однородны по цвету, но контрастируют кисти: светлые сменяются более темными.

— И они все растут на одном и том же растении? — поинтересовалась Мэри Маквикар.

— Обычно нет, но может быть несколько переплетенных растений. Другая схема использует принцип зрелости, то есть более светлые тона повыше на кисти, ниже следуют более темные на более молодых, расположенных ниже цветках.

— Какой тип стекла вы хотите, чтобы мы использовали? — осведомилась Минни.

— Крапчатое стекло может иметь более темные точки на более светлом лепестке, что передаст более плавный переход вниз по кисти. Пупырчатое стекло с текстурой на внутренней части абажура придаст лепесткам блеск.

— Как насчет фона? — поинтересовалась мисс Стоуни.

— Вы свободны выбирать, какое воздушное пространство хотите между кистями. Стекло для воздуха может быть прозрачным или же насыщенным, с разводами, рябью, точечной осыпью или голубыми прожилками.

Нелли обхватила голову руками:

— Слишком много, чтобы уместилось в моей голове.

Что за лапочка! Она начала становиться моей любимицей.

Как-то утром в подвале я подбирала стеклянные панели для ламп с глициниями, когда Альберт выгрузил несколько великолепных толстых стекол цвета бледного золота с оранжевыми пятнами. Заключенные в нем изломы придавали ему нечто живое. Порезанное на круглую форму и с фаской, какие бы чудные солнца оно являло собой!

Я взяла один кусок наверх и тотчас принялась за работу, вырезав четырехдюймовый круг и нанося неравномерную фаску по периметру. Мистеру Тиффани это понравилось бы. Он бы увидел в этом сияние божественного, новое солнце в первое утро творения. Да будет свет — и свет воссиял! Вот так просто это совершилось. Высшая сила. Я поднесла диск к моему окну, и лучи желтого цвета полились из него во всех направлениях. «И это было хорошо», как сказано в Библии.

Не на пятый ли день творения Бог повелел: «Да произведет вода пресмыкающихся, душу живую». Стрекозы! Вокруг каждого солнца на куполообразном абажуре, небесном куполе, должны непременно порхать стрекозы. На этот раз никакой филиграни. Стекло для крыльев может иметь разводы лилового, даже пурпурного, на фоне небесно-голубого и бирюзового цвета. В суматохе полета их крылья будут накладываться друг на друга, образуя ослепительные переливы цвета. Ощущая подъем, я к концу дня закончила акварель участка в одну пятую, дивясь своему проворству.

Когда к нам пожаловал мистер Митчелл, я взяла себя в руки и показала ему свою работу. Никакой похвалы. Никакого комментария. Даже не взглянул на нее своими бурыми деревянными гляделками. Просто сразу пустился в обличительную тираду о стоимости моих ламп и моих необузданных капризах, завершив ее выводом:

— Нам не нужны десять вариантов абажуров со стрекозами.

— Нет, нужны. В этом помещении они нам определенно нужны.

— Зачем?

— Чтобы поддерживать творческий импульс. Чтобы девушки не потеряли восприятие цвета.

— Но у нас здесь не дом для поощрения любимых занятий, миссис Дрисколл.

— В отличие от вас мы, женщины, являемся художниками, мистер Митчелл, а художники становятся более активными, когда видят новые возможности сочетаний цветов. Если мы будем продолжать делать одно и то же, укладывая то же самое цветное стекло на то же самое место, лампа за лампой, наша чувствительность к восприятию света притупится.

— Не важно. Продолжайте и укладывайте тот же самый цвет в то же самое место. Ваши девушки таким образом смогут работать быстрее.

— Это — близорукий подход. Когда мы сделаем восемь ламп с глицинией, которые просил мистер Тиффани, их цветовые гаммы будут отражать вкус каждого наборщика, основанный на нюансах оттенков, которым вы явно не обладаете. Каждый абажур будет индивидуальным. Для вас это означает только, что вы можете брать более высокую цену. Для нас это означает безграничность творчества. Давайте признаем, мистер Митчелл: вы цените нашу работу только за ее качество, выраженное в долларах, а не за вызывающее восторг творение искусства. Ваша душа не наделена такой способностью.