Сьюзан Вриланд - Клара и мистер Тиффани

— После всех моих уроков вы все еще просите…

— Чтобы передать все точно.

— D'accord [27] Хорошо, согласна (фр.). . «Месье Тиффани ступил на неверный путь, в частности в одном его церковном витраже. «Полет душ», задуманный вдохновлять, выглядит холодным, меланхоличным и мрачным, невзирая на использование его заслуженно знаменитого стекла. Однако нижняя часть витража была занята цветами, что послужило предлогом для введения цветных элементов, и эта часть показывает его в более выгодном свете, потому что он не пытается обслуживать идеи или чувства, но дает волшебству своего материала говорить самому за себя».

— Мне этот витраж неизвестен, — пожала я плечами. — Должно быть, его сделали в мужском отделе.

— Вот еще упоминание в «Международной студии», — сказал Хэнк. — «Я уже намекал на коммерциализацию этого большого американского концерна; пришла пора определить ее более подробно. Тиффани явно не имеет цели поставить себя в центр движения «Моррис и Ко: искусства и ремесла», чтобы сформировать общественный вкус и избежать массового производства. Его задача — продать, убедить, а не возвышать».

— Ох, он почувствует кинжал за этим пером, — покачала головой я.

— И дальше: «Но никаким коммерческим соображениям не разрешается стать поперек пути недремлющего поиска высокоодаренного художника, который является как душой, так и владельцем компании».

— Только когда босс Митчелл и босс Платт с кляпами во рту заперты в своих кабинетах в Тиффани-холл, — съязвила я.

Элис заворчала. Воспитанная, женственная Элис заворчала!

Охладиться в помещении было невозможно, так что после ужина кое-кто из нас поднялся на крышу, чтобы словить случайный ветерок, прихватив с собой мягкие мочалки для увлажнения наших шей, пока мы сидели на длинной скамейке, окруженные дымоходами и емкостями с водой с их странными крышками, похожими на широкополые соломенные шляпы.

— Слишком жарко для разговора, — пожаловался мистер Йорк.

— Слишком жарко, чтобы думать, — в тон ему отозвался Дадли. — Я обливаюсь потом, как проститутка в церкви.

Мы в полном оцепенении ждали, пока наши комнаты хоть немного охладятся для сна. Один за другим все прочие рискнули спуститься вниз, чтобы отважиться на это. Мы с Бернардом остались одни в сумерках.

— Значит, получение награды ничего для вас не значит? — осмелился заговорить он.

— Это значит очень много для меня, а демонстрация всех изделий под его собственным именем — неправильная практика.

— Хотя ваши изделия и являются плодом сотрудничества?

— На самом деле они все таковы, даже с сопредельными отделами. Например, с обработчиками металла. Он не может перечислить всех, кто выполнил какую-то работу по лампе со стрекозами, но все, что мы производим, имеет разработчика, и это не всегда Тиффани. Эта лампа была моей идеей, с самого начала и на каждом этапе. Если он не хочет публично назвать своих разработчиков, тогда на его павильоне следовало бы вывесить название компании.

— И вас это ущемляет.

— С самого зарождения этой идеи он называл абажуры из свинцового стекла нашим секретом. В тот момент это означало всего-навсего хранить все в тайне, пока не приспеет пора их разрабатывать. Независимо от его намерения в результате секретом остается то, что не он разработал эту лампу. Секрет заключается в том, что существую я.

Минута следовала за минутой в полном молчании, и я почувствовала, что его присутствие подле меня будто поглощает мою обиду.

В конце концов он произнес:

— Я вырос в Глочестере, в юго-западной Англии. Мальчиком я был зачарован витражами в нашем соборе, никогда не подозревая о том, что мне суждено когда-нибудь столкнуться с кем-то, кто их делает. В редкие солнечные дни они сверкали подобно драгоценным камням, и цветные пятна плясали на полу и скамьях.

— На вас это уже тогда производило впечатление?

— Я представлял, что ваши лампы тоже излучают цвета, так что недавно посетил демонстрационную комнату, чтобы взглянуть на них.

— Вы пришли туда, когда я была наверху?

— У меня не было права беспокоить вас.

— И что же вы увидели?

— Бабочек, рыбок и стрекоз. Изумительно, Клара! Ваши лампы переживут века, их будут ценить как сокровища нашего времени, стоящие намного больше того, что вы можете представить себе сейчас. Я-то уж знаю. Ведь я — импортер.

Услыхав это, я почувствовала, что настроение улучшается. Я затаила дыхание, пока его бархатный голос вновь не раздался в полутьме.

— Когда-нибудь, когда женщины будут считаться равноправными с мужчинами, станет известно, что эти лампы создала выдающаяся женщина. Сейчас не Средние века, Клара. Вы не затеряетесь в истории подобно создателям этих средневековых окон в Глочестере. Кто-то докопается до истины.

Возможно ли это? Я жадно впивала в себя это утешение, сразу освободившись от плена обиды. Я тщетно искала слова, чтобы поблагодарить его, но после нескольких мгновений наслаждения тем, что он говорил, мною овладело отчаянное замешательство. Моя потребность обрести признание лежала у него на ладони, как обида надувшегося ребенка. Мои жалобы на мистера Тиффани выглядели мелочными после того, как Бернард нарисовал мне более широкую картину. Я сразу почувствовала, насколько чрезмерно озабочена настоящим и собой. В моем неприкрытом стремлении к славе не было ничего благопристойного. Что я буду вынуждена делать или перестать делать, чтобы преодолеть его?

На следующий день я получила записку: «Лампа с глицинией закончена, если вам угодно посмотреть на нее». Это Алекс, мастер из отдела металлов. Если. Если. Кто я, по его мнению (в его представлении)? Черепаха, которая откладывает яйца и немедленно покидает их, чтобы они выводились и защищались в последующей жизни самостоятельно? Я побежала за его мальчиком-рассыльным вниз и прибыла как раз в тот момент, когда Алекс закреплял на основании электрическую розетку.

Мои оледеневшие чувства растаяли при виде лампы. Я, то есть мы, преобразовали стекло и металл в иллюзию живого растения.

— Впечатляюще!

Открытый верх для выхода тепла выглядел очень изящно в виде толстых, текстурированных жилок, покрытых черной патиной и изображающих вьющиеся растения. Пять из них змеились до самого низа с кромкой неправильной формы, уменьшаясь по толщине, чтобы приобрести такую же ширину, как и прочие вьющиеся стебли, отделяющие одну колонку цветков от другой.

— Было жутко трудно спаять все эти крошечные детальки, — пожаловался Алекс.

— Сделано опытной рукой. С таким множеством прожилок абажур был бы перегружен ими, если бы наложили слишком толстый припой.

— За это надо поблагодарить Гарри.

— Ты выполнил классную работу, Гарри, — изливалась я, — знаю, что это очень сложно.