Гуннель Алин - Ганнибал-Победитель

— Вот Бранкориг и окружает охраной себя самого и свой дом. Мы ведь могли бы поджечь палаты, чтобы царь заживо сгорел в них. Кельты не раз поступали так с негодящим царём.

— Оттого он и усилил охрану?

— Ну да.

— Чего вы просите от нас? Чтобы мы при встрече с царём Бранком ранили его?

— Вы могли бы убить его. Самое лучшее, если он вообще будет устранён.

— Кто же за это возьмётся? Мы люди благородные.

— Пускай кто-нибудь из младших начальников выскочит и нанесёт царю удар.

— Может, поставим вашего воина среди наших солдат? Пускай он и совершит то, чего вы добиваетесь.

— Я спрошу у князя, — говорит друид.

И кельты усаживаются на коленях в кружок перед столом. Ганнибал делает нетерпеливый жест в сторону переводчиков у себя за спиной. Оба мгновенно подаются вперёд, дабы послушать, что там обсуждают кельты. Однако разобрать ничего не удаётся: послы говорят много, но очень тихо. Впрочем, совещание длится недолго, кельты встают и снова втискиваются на короткую скамью.

— И князь Сеговаг, и мы все считаем, что царя лучше будет умертвить одному из наших.

И тут происходит нечто драматическое и в высшей степени неожиданное. Ганнибал вскакивает на ноги. Какое-то мгновение он всматривается в сидящего напротив кельта, затем вдруг кидается к нему. Обеими руками схватив кельта за правое предплечье, Ганнибал стаскивает его со скамьи и изо всей силы трясёт, одновременно крича:

— Это ты князь Сеговаг!

Остальные послы, за исключением друида, тоже вскакивают и начинают бешено орать, готовые кинуться на нас. То, что они видят в следующее мгновение, пригвождает их к месту. Главнокомандующий угадал. Он действительно схватил Сеговага и теперь прижимает ладонь князя к столу. Мы не успеваем заметить удара — так быстро Ганнибал орудует коротким мечом.

Все не сводят глаз с лежащих на зелёной скатерти четырёх отрубленных пальцев.

— Синхал, позаботься о князе, — бросает Ганнибал.

Проворно дойдя до входа, он распахивает полог и кличет солдат, которые немедля наводняют палатку. Синхал достаёт бинты. Сеговаг воет от злости, его товарищи-заговорщики скрежещут зубами и плачут. От этого сюрприза их бросило в холод, и теперь послов бьёт озноб. Они трясутся в своём внезапном бессилии.

Я смотрю на Ганнибала. Лицо его вмиг стало неузнаваемо. Он постарел на десять, если не на пятнадцать лет. По нему скачут тени и пятна света, поскольку факельщики, поддавшись всеобщему настроению, сначала ринулись вперёд, затем отшатнулись в сторону. Ганнибал и сам почувствовал, что постарел, так как принялся обеими руками растирать лоб и щёки. Когда он отнял руки, то снова был молод. Ганнибал улыбнулся, лукаво и надменно.

— У тебя было больше всех золота на шее и на запястьях, — громко, чтоб все слышали, говорит он Сеговагу. — Кроме того, я увидел, что ты понимаешь греческую речь жреца.

Кельты, не скрывая своих чувств, стонут от горя и печали.

Ганнибал опять становится Ганнибалом-Победителем. Но я успел заметить в его лице и преступника и аристократа. Словно давая понять, что они не до конца сломлены, кельты принимаются рвать меха из высоких куч.

Ганнибал велит схватить послов. Лицо его недвижно, как стекло, как страшная маска цветного стекла, которую кладут карфагенянам в могилу, чтобы отпугивать демонов в царстве мёртвых. Кого отпугивать Ганнибалу? «И преступника и аристократа, — думаю я». Он относится терпимо только к Победителю и его деяниям.

На следующее утро я занят тем же самым, что и накануне: ищу встречи с Ганнибалом. Мне нужно поговорить с ним о Европе. Сегодня его поймать не легче, чем вчера, поэтому лишь после долгих поисков я, наконец, вижу Главнокомандующего. Он только что слез с коня и поручает его заботам ординарца. Решительным шагом Ганнибал направляется к Родану. Я тороплюсь за ним. Поскольку мне нельзя попросить ординарца присмотреть и за Медовым Копытом, я привязываю своего жеребца к дереву и нагоняю Ганнибала. Он остановился на прибрежной полянке и, наклонившись вперёд, остриём меча рисует что-то на песке. Он делает отстраняющий жест в мою сторону.

— Молчи, — приказывает он.

Я тихонько становлюсь сзади. Он не видел меня, так что не знает, кто тут. Мне же безумно любопытно, чем он там занимается. Похоже, он использует пространство с мелким песком вместо абаки — доски, на которой математики чертят геометрические фигуры.

Ганнибал рисует чёрточки и квадраты, полумесяцы и вытянутые прямоугольники, стрелки и всё такое прочее. Мне не нужно много времени, чтобы догадаться: он изображает боевые порядки. Ганнибал сейчас в Италии и поглощён столкновением с римскими легионами на территории, которую Рим называет цизальпинской. Или он уже проник дальше, вглубь страны?

Ганнибал разгибается и думает над своим чертежом, а вскоре снова принимается рисовать. Ко мне он так и не обернулся. Моё присутствие неведомо для него. Я ведь тоже лишь предполагаю присутствие Ганнибала рядом: взгляд мой свидетельствует о его отсутствии. В сей навязчивой пустоте его отсутствия меня охватывает сильнейшее желание хотя бы отчасти показать Ганнибалу моё подлинное «я» — показать себя как эпика, пусть будущего эпика, но уже богатого замыслами. Сам я уже понял, что у меня есть многие качества, которые отвечают моим тайным амбициям. Эпик, каким я его себе представляю, какого, по-моему, требует наша эпоха, должен быть благороден по натуре, обладать большими знаниями и зрелостью, а муза должна наделить его ценными дарами: верным чувством языка, смелостью мысли, заложенной в нём внутренней силой, а также огромным терпением, не говоря уже об обострённом чутье в отношении слов и звуков, их основных свойств и способности сливать воедино мысли и образы, создавая впечатляющие, незабываемые картины. Я могу перечислить множество качеств, обязательных для современного поэта. Он должен осознавать нередко трагическое положение личности и живописать его не менее отчётливо, чем необоримость и героическую волю человека, его добродетели и достижения. Эпосу должна быть также свойственна историческая глубина, он призван прояснить для народа, а именно для финикийско-карфагенского народа, гордое представление о нём самом как носителе лучшего из всего созданного человеческим духом в области культуры, носителе мира и справедливости, искусного политического правления и так далее, одним словом: создателе державы, в которой хорошо живётся человеку.

Ганнибал стирает ногой один из рисунков. Теперь, думаю я, он обернётся ко мне. Я подготавливаюсь к этому, но Ганнибал не оборачивается. Он продолжает рисовать. Он в Италии, где, с напряжением всех талантов и способностей, и протекает сейчас его жизнь. Сейчас он Главнокомандующий в пылу битвы. Он видит вражеские манёвры и мгновенно реагирует на них непредсказуемыми тактическими мерами.