Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

— Уж не наградить ли мне его? А может быть, увенчать лавровым венком?! — ехидно спросил я, давая понять, что не разделяю её взглядов.

— Нет, Минос, это ни к чему, — ответила она. — Передай его в руки закона. Этого достаточно.

— Поедешь со мной в Кносс? — спросил я, показывая на колесницу.

— Поеду, — ответила Риана, счастливо улыбаясь.

Отдав солдатам необходимые распоряжения, я напоследок заглянул к Ану и благословил его.

На обратном пути моя душа буквально пела. Может быть, всё дело было в Риане, которая стояла позади меня, положив руки на моё плечо?

Когда мы подъезжали к оливковым деревьям, свидетельствовавшим о том, что Кносс уже недалеко, её губы как-то сами собой нашли мои...

— Помирись с Манолисом!.. — прошептала она.

— Он такой же лицемер и шарлатан, как этот злополучный врач! — возразил я.

— Но он любит Крит. Он стремится, как и ты, помочь людям, живущим на этом острове. Он, хотя и по-своему, хочет сделать их счастливыми, — защищала его Риана.

— А что ты скажешь о моих намерениях? — спросил я её, добродушно улыбаясь.

— Ты пытаешься дать критянам работу, а значит, и пропитание. За это тебя будут уважать. Но у человека есть и душа. Ей мало воды и ячменя, мяса и рыбы. Ни в одной стране люди не могут обойтись без богов.

— О них мечтают, — осторожно возразил я, — но их никто ещё не видел.

— Все мы живём мечтами, Минос. Слишком много людей терпит нужду. Если лишить их мечты, они не выживут. Ты должен поддерживать в них эти мечты — я имею в виду мечты о боге, — ибо они помогают выстоять.

— Нас окружает множество тайн, — сказал я словно про себя. — И, наверное, величайшая из них — любовь. Любовь — это... — я взглянул на Риану, словно ожидая от неё ответа, — это могучая сила. Кто губит её, становится жестоким, грубым и впадает в отчаяние. Человеческое в человеке требует от него любить и быть любимым. Без любви человек не может существовать — она нужна ему не меньше, чем цветку — солнечный луч.

— Любовь делает нас другими, — ответила она, нежно прильнув ко мне...

Я сказал, что собираюсь на несколько дней отправиться в горы.

— Может быть, захватить и Манолиса? — спросил я и сам же ответил: — Пусть убедится, как трудно живётся крестьянам, как нелегко собирать хороший урожай на скудных землях. Я хочу ободрить их, Риана. Им нужно продержаться ещё два-три года. Именно столько времени мне требуется. Да поможет мне Зевс!

В гарную долину мы попали ранним утром. Многие деревни отказывались платить подати, поэтому меня сопровождал сборщик налогов.

Рядом со мной скакал Манолис, позади двигался воинский отряд, замыкали эскорт несколько колесниц.

Неожиданно дорогу нам преградил глубокий и широкий оросительный ров. Пока я осматривался в поисках тропы, по которой могли проехать колесницы, Манолис уже приказал нескольким солдатам засыпать непредвиденное препятствие. Двое взялись за кирки и лопаты, а остальные принялись таскать тяжёлые камни, сбрасывать в ров, засыпая сверху землёй...

Из-за кустов, росших вдоль дороги, вдруг вышел крестьянин — бедно одетый старик. Он в замешательстве уставился на работающих солдат, но быстро сообразил, что происходит.

— Постойте, остановитесь, не делайте этого! Ведь это ров для воды! Без него мне не видать урожая!

— Ты что, не видишь, болван, кто перед тобой?! Это наш царь, Минос!

— Конечно, вижу, — ответил тот упавшим голосом, — но ведь это ров для орошения. Он моя единственная надежда! У меня дети... если земля пересохнет, мы все умрём с голоду...

— Выполняйте свой долг! — приказал Манолис прекратившим работу солдатам, оттолкнув расстроенного старика.

Тот схватил подвернувшуюся под руки кирку и бросился на солдат.

— Прочь, прочь! — кричал он. — Это мой ров! С чего мне платить налоги, если я не соберу ни одного колоска?! — Потом он одумался и подошёл ко мне: — Помоги мне, государь! Больше двух лет я копал этот ров, не зная ни дня, ни ночи! О Загрей! — взмолился он. — Помоги мне!

Манолис взглянул на меня. Вероятно, он решил доказать мне свою преданность, потому что в следующее мгновение размахнулся и ударил старика палкой по лицу... Из раны потекла кровь.

— Два года я копал этот ров! — простонал крестьянин. — Я трудился не покладая рук и в будни, и в праздники. У меня не было времени сходить на могилы погибших родственников. На меня нападали орлы и одичавшие собаки... одолевали змеи. Они как будто хотели помешать мне закончить свой труд.

Он утёр струившуюся по лицу кровь и бросился передо мной ниц. Я понимал, чего он хочет.

— Выслушай меня, благородный Минос! — взмолился он. — Не дай свершиться несправедливости, достойнейший из достойных!

Во мне кипела злость. Крит голодает, я должен получать налоги, чтобы расширять порты и строить корабли, только это даст мне возможность добывать продовольствие, пока мои земли не начнут давать хорошие урожаи. Сопровождавший меня сборщик налогов угрожающе взмахнул кулаком, но Манолис опередил его: он опять набросился на старика с палкой.

— Убирайся! — кричал он, пиная крестьянина ногами.

Взглянув на солнце, я понял, что нужно спешить, чтобы до наступления темноты осмотреть несколько деревень.

— Прочь с дороги! — приказал я. — Может быть, ты и голодаешь... Сейчас на Крите почти никто не есть досыта!

Ров между тем был уже засыпан, и колесницы смогли двигаться дальше.

Обернувшись, я взглянул на старика крестьянина. Избитый, истекающий кровью, но больше всего напуганный, он сидел на земле, вытирая слёзы.

— Будь проклят тот день, когда я появился на свет! О Загрей, почему ты не защищаешь нас, крестьян, у которых только руки, чтобы трудиться в поте лица, рот, чтобы вопить от боли, и спина, чтобы получать побои! О Загрей, лучше испепели меня!

Прибыв в первую деревню, я с удивлением заметил, что Манолис ведёт себя как сборщик налогов, словно они поступают к нему в карман.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я. — Твоя задача — не размахивать палкой, а агитировать за Зевса. Почему ты не сказал тому крестьянину, когда он взывал к Загрею, что ему следовало искать защиты у Зевса?

— Как у тебя могла зародиться подобная мысль? — отозвался тот, как-то странно посмотрев на меня.

— В Афинах я тоже имел дело со жрецами и прекрасно узнал их, пока обучался в их школе. Когда я избавлю Крит от голода, то, по примеру своего отца, да продлят боги его дни, изгоню всех бесчестных жрецов. К счастью, среди них встречаются не только такие, как ты, Манолис, — отрезал я, — которые говорят о Зевсе, а подразумевают Загрея, разглагольствуют о богах, а думают чаще всего о собственной выгоде. Несколько дней назад я стал свидетелем, как один жрец разделил свой хлеб с бедняками и даже подарил крестьянину свои сандалии!