Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

Вечером я снова пил. Я горько сожалел, что не сумел сдержаться и в гневе поступил неразумно. Как я решился оскорбить верховного жреца во время священного ритуала?

Если бы было можно, я бы отдал год своей жизни, чтобы он не услышал сказанных мною недобрых слов.

Неужели я выдал себя? Неужели проговорился, что не испытываю доверия к жрецам?

Я сделал Манолиса своим врагом. А это, я прекрасно понимал, было более чем глупо.

Я опять жадно опорожнил кубок с вином, словно умирал от жажды. Понимая, что выпитое расслабляет меня, я тяжело вздохнул и поклялся самому себе никогда больше не перебарщивать.

Спустя несколько часов в мою комнату вошла Сарра. Она низко поклонилась и приблизилась, чтобы поцеловать меня.

— Я наделал глупостей, — сказал я и признался, что перебрал спиртного.

— Мы знаем, — ответила она.

— Кто это мы?

— Все... Верховный жрец нашёптывал об этом каждому, кого встречал и считал влиятельной персоной. Он делал вид, словно делится важной тайной.

— Никогда больше не буду пить, — заверил я.

Она кивнула.

— Царю следует остерегаться вина и всех прочих соблазнов.

— В таком случае мне следует избегать и тебя.

— Почему же?

— Потому что и ты — соблазн.

— Я? — удивлённо спросила она.

— Конечно. Ведь ты знаешь, что очень нравишься мне. И часто вводишь меня в искушение...

— Нет, — возразила она, но выглядела при этом смущённой, словно чувствуя за собой вину.

— Ты достойная дочь своего народа. Твоя забота о братьях в Ираклионе имеет какую-то подоплёку. Возможно, Манолис мне враг. Но я намерен стать критянином и помочь возродиться великому критскому народу, который прославит наш остров на весь мир. Не исключено, что я направлю в Ливию дополнительные суда, чтобы добыть рабов, то есть рабочую силу, которая поможет мне при восстановлении Крита. Ты веришь, что когда-нибудь станешь критянкой?

У Сарры была необычная манера давать уклончивые ответы или отвечать вопросом на вопрос.

— Зачем ты сказал верховному жрецу, что он обманывает верующих? — спросила она.

Я растерянно поднял на неё глаза:

— Готов спорить, что всё то, что я ему сказал, он давно знает сам.

— Однако ты крикнул это ему в лицо?

Я кивнул:

— Верно. Вино развязало мне язык. — Мне стало смешно, и я подумал, что мне следует, пожалуй, почаще прикладываться к вину.

В последующие дни я почти ежедневно видел Манолиса. Приходя и почтительно приветствуя меня согласно церемониалу, он обычно ограничивался всякого рода напоминаниями. Однажды он посетовал, что я плохо покровительствую святыням и слишком редко бываю на культовых обрядах, принижая тем самым их значение в глазах народа, которому необходимо верить в богов.

Вот тут он был прав. Крестьянам зачастую приходится трудиться как бессловесным животным, и при такой нужде им необходимо верить в богов — помощников и защитников, так же как необходимо им каждый день есть и пить.

Манолис напомнил мне, что как царь города я должен также исполнять обязанности жреца. Он никогда не опускался до того, чтобы обвинять меня, однако — хотя был почти моим ровесником — вёл себя так, словно он мой наставник, которому надлежит приобщить меня к богам. Если он рассыпался в похвалах и льстил мне, то за этим чаще всего следовала какая-нибудь просьба, которую он подчас формулировал в виде требования.

Дневная жара начала мало-помалу спадать, и на небе зажглись уже первые звёзды. Возле меня стояла Сарра. Время от времени она выглядывала в окно, потом принялась осыпать меня поцелуями. Когда же она попыталась опять о чём-то попросить меня, я прогнал её прочь.

Меня обуревали сомнения. Почему она просила за Манолиса? Почему заступалась за него? Я ещё мог понять, что связывало её с этими проходимцами, братьями Онатасом и Донтасом из Ираклиона: они рассказывали об исходе её народа из Египта и заселении Ханаана. Но откуда эта симпатия к верховному жрецу?

«Он пользуется Саррой, поскольку она приближена к тебе», — нашёптывал мне внутренний голос.

«Но ведь и ты пользуешься ею! — возражал другой. — От неё ты узнаешь об уловках чиновников, об интригах министров; она сообщает тебе сплетни, которые нередко содержат крупицу истины и дают тебе важные сведения».

Выйдя во внутренний двор, я заметил какого-то крестьянина. При виде меня он поспешно опустился на колени, коснувшись лбом земли.

— Помоги мне, достойный Минос! — воскликнул крестьянин.

Я подумал, что уже исполнил немало просьб, но при этом слишком часто принимал ошибочные решения. Чем следует руководствоваться царю? Что должно двигать мной — доброта, милосердие или любовь и мудрость? Я велел крестьянину подняться с земли и подождать, а сам вернулся во дворец.

По пути мне встретилась Сарра.

— Пойдём, — нежно сказала она и увела меня в свою комнату. Она подставила мне губы, а когда я принялся осыпать её поцелуями, Сарра отстранилась и попросила: — Минос, возлюбленный мой, отдай Манолису половину рабов, которых тебе привезли из Ливии!

Теперь мне ясно, что Сарру использовали в роли ходатая, и она соглашалась на это наверняка не безвозмездно. Я опять усомнился в её любви ко мне, ибо в такие моменты она не могла не чувствовать, что её поведение мне неприятно... Чего она добивалась: унизить меня или воспользоваться моим расположением? А может быть, и того, и другого?

Я был обидчив и не мог скрыть негодования:

— Жрецы богаты. Они едва ли не каждый день получают пожертвования, так что в состоянии сами позаботиться о рабочей силе. А крестьянам приходится тяжело, и не найдётся среди них ни одного, кто не обрадовался бы рабу, который может облегчить его труд!

— Крестьянам и положено трудиться — такой их удел, а верховный жрец мог бы ещё лучше служить богам, зная, что его поля дадут хороший урожай...

— Ты, кажется, пьяна, — резко возразил я. — Тот, кто вступает в разговор с пьяным, не уважает себя! Конечно, ты пьяна, — повторил я, — ибо сама не знаешь, что говоришь!

Этот разговор раздосадовал меня и навёл на мрачные мысли... Я совершенно забыл о крестьянине, ждавшем от меня помощи на внутреннем дворе. Когда я поспешил к нему, словно из-под земли вырос Манолис и затеял разговор о священной роще.

— Там обитают боги, — с пафосом сказал верховный жрец. — Если ты выделишь нам рабов, люди ещё больше уверуют в ту силу, которая определяет всю нашу жизнь.

— Астрологи тоже рассуждают о некой силе, — возразил я. — Какая из них воздействует на нас больше? Та, что исходит от богов, или та, которую порождают звёзды?

— Возвыситься над страданиями, над заботами повседневности помогают человеку только боги, — изрёк он, и я поверил в его искренность.

— Один крестьянин просит меня о помощи. Страдания и нужда согнули его спину. Почему ни один бог, ни одна звезда не помогли ему?