Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

В пивном зале мне тут же попался на глаза какой-то подвыпивший греческий моряк. Размахивая руками, он громко поучал посетителей, что все суда, направляющиеся на Крит, должны первым делом держать курс мимо мыса Малея на остров Кифера.

— Скалы там выступают далеко в море, а коварные течения отравляют нам жизнь. На полпути между Киферой и западной оконечностью Крита лежит остров Антикифера. Там мы бросаем якорь, когда море становится слишком бурным или приближается ночь, а мы идём норд-остом. — Одним глотком он осушил своё вино, отдышался и продолжал: — Я мог бы рассказать вам кое-что любопытное... Однажды, когда море было слишком неспокойным, мы, чтобы скоротать время, нырнули за губками. Первый, кто поднялся на поверхность, выглядел донельзя перепуганным. Он сбивчиво рассказал, что обнаружил на дне людей — мужчин и женщин, с обезображенными лицами, словно они были больны проказой.

Мне стало любопытно, я подсел к его столу и пододвинул ему ещё вина.

— Там на самом деле лежали люди? — недоверчиво спросил я.

Моряк едва удостоил меня вниманием и продолжал свой рассказ:

— Когда второй ныряльщик подтвердил слова первого, я сам бросился в воду и обнаружил на морском дне обломки судна, нагруженного статуями из камня и бронзы, изъеденными моллюсками.

Он жадно выпил вино, утёр мокрые губы: теперь он был настолько пьян, что не мог больше связать двух слов.

Несколькими днями позже, уже в Ираклионе, я поведал эту историю нескольким ныряльщикам. Они подтвердили, что тоже видели обломки судна с мраморными статуями.

— Верно! — согласился капитан, оказавшийся поблизости. — Затонувшее судно направлялось, скорее всего, из Афин. Капитан оказался просто болваном — он так перегрузил свой корабль, что первая же крутая волна отправила его на дно.

— А встречаются ли ещё находки с погибших судов? — спросил я и пригласил капитана в ближайшую таверну.

— Часто попадаются амфоры. Одну я даже прихватил с собой. Она оказалась ёмкостью приблизительно двадцать два литра. Совсем рядом с тем местом, где я её нашёл, рифы, во время шторма они нагоняют на нас страх.

— Почему? — спросил я.

На мне была поношенная крестьянская одежда, и он не узнал меня.

— Идиот! — вспылил он. — Как можно задавать такие глупые вопросы? Что ты станешь делать при неблагоприятном ветре, когда волны выше твоего судна гонят тебя на рифы? У меня судно надёжное, да и паруса сшиты из лучшей ткани. Во время шторма вся команда на палубе, но всё равно мы беспомощны, остаётся только молиться о спасении души. Однажды я наткнулся на дне на останки парусника, он напоролся днищем на риф. Капитану удалось довести судно почти до самого берега, где оно и затонуло. Всё дно поблизости было усеяно амфорами, блюдами, тарелками и кубками. — Он усмехнулся, потом выпил, заглянул в пустой бокал и снова перевёл взгляд на меня. — Я обследовал это судно — а я неплохо ныряю — и обнаружил в трюме кубки, расставленные чинно, словно в лавке торговца.

Он опять сделал жадный глоток. Было заметно, что он не привык к крепкому вину, поэтому хмелел всё сильнее. Несмотря на это, он вновь поднёс кубок к губам.

— Эти ныряльщики, — произнёс он заплетающимся языком, — храбрые ребята. Им известны все затонувшие суда, они часто прихватывают себе необходимую посуду для дома.

— Ныряльщицы лучше, — вставил я. — Они выносливее.

Пьяный капитан посмотрел на меня так, словно я был скотиной, которую ему предстояло забить.

— Верно говоришь. Да только это касается спокойных вод и если они ныряют недалеко от берега. А между рифами требуются сильные и отважные мужчины. Покажи мне хоть одну женщину, которая достанет там со дна амфору. Таких не найдёшь, болван...

Другой моряк, тоже критянин, рассказывал о подводных рифах.

— Их можно обнаружить, только когда на море штиль, потому что вокруг них образуется рябь. А во время шторма мы словно слепые, и если боги не придут на помощь, то при встрече с этими рифами нам грозит верная гибель. Вдоль побережья есть немало обширных корабельных кладбищ, насчитывающих подчас не одну дюжину затонувших обломков судов. Однажды мне не повезло, и я наскочил на такой риф. У нашего судна распороло днище. Потом рухнула мачта, и моих людей расшвыряло по палубе. К счастью, корабль не затонул, иначе, — он широко ухмыльнулся, — не сидеть бы мне сейчас вместе с вами...

Пристально глядя на моряка, я тоже одним глотком опустошил свой кубок, словно он был ключом в иной мир.

— Люди, которые обследуют затонувшие суда на морском дне, позволяют нам заглянуть в прошлое. Отыскивают наконечники стрел, решившие исход войны, скарабеев или небольшие статуэтки, призванные сопровождать усопшего. Если найти амфору, то можно ещё услышать бульканье некогда налитого в неё вина... Представьте себе, — с воодушевлением воскликнул я, — даже прошлое можно заставить заговорить! Обломки, пролежавшие на дне не одну сотню лет, хранят, к примеру, множество исписанных глиняных табличек, готовых поведать нам о минувшем.

Я предложил соседям по столу вина и поднял свой кубок.

— Выпьем за тех храбрецов, которые открывают перед нами прошлое. Если кому-нибудь из вас доведётся попасть в Кносс, во дворец, спросите там Риану, верховную жрицу храма. Я скажу ей, чтобы за каждую находку, рассказывающую о прошлом, которую вы извлечёте из обломков, она подносила вам большой кубок вина.

— Кто ты? — спросил один из слушателей, недоверчиво глядя на меня.

— Я верю во власть богов, — уклончиво ответил я.

— Ты — жрец?

Я улыбнулся и снова предложил всем вина, сказав лишь:

— Может быть, и так!

Несколькими днями позже гонец передал мне амфору от верховной жрицы. Это была простая амфора из гладкой светлой глины. От долгого пребывания в воде её поверхность почернела и вся покрылась остатками раковин.

Риана, видно, нашла с моряками общий язык, ибо теперь нередко пересылала мне их находки. В особом помещении я собирал всё, что открывало для меня прошлое. Здесь теснились амулеты и статуэтки, чаши и вазы, оружие и кубки, маски и слитки. В одном углу стояла даже капитель великолепной колонны.

Только что гонец доставил мне от Рианы глиняную фигурку. Я держал статуэтку в руке, дивясь ею. Вероятно, она изображала какую-то богиню или жрицу и сжимала в каждой руке по змее.

Мне было известно, что эти животные олицетворяли души умерших. Я видел сосуды, из которых кормили змей в храмах.

— И что только находят в этих змеях? — спросила вошедшая в комнату Сарра. — В Индии и Египте их почитают, я их не выношу — они для меня враги, олицетворение хитрости и коварства. — Испуганно посмотрев на меня, она вздрогнула и, выходя, бросила между прочим: — Я сейчас вернусь!