Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

— Нет, государь, оно было мертво, и уже очень давно. Оно напоминало мумию. Сухой воздух пещеры, а может быть, и свинец, содержащийся в горных породах, не дал ему разложиться.

— На кого походило это древнее животное Крита?

— На крокодила. Когда я рассказал о нём приятелям, они подтвердили, что тоже находили похожие существа, сохранившиеся благодаря воздуху пещер. Один обнаружил в пещере гуся с головой ящерицы и крыльями, как у летучей мыши. Откуда только взялись такие чудища?!

— Мир, в котором мы живём, возник очень давно, — ответил я. — Однажды мы вели здесь, в Кноссе, строительные работы и сильно углубились в землю. И нашли там предметы, изготовленные людьми ещё из камня. В то время не имели понятия даже о бронзе. А ещё раньше, может быть больше ста тысяч лет назад, люди были наверное ещё примитивнее, жили в пещерах и хижинах. Тогда и животные были наверняка крупнее и выглядели более устрашающе.

— А ещё раньше, государь? — заинтересовался отец Рианы.

— Этого и я не знаю... Кстати, покажи мне пещеру, в которой ты был.

Энос тут же изъявил полнейшую готовность.

Солнце палило вовсю. Кругом не было ни души. Я попросил Эноса сделать передышку, и мы расположились под сенью пиний на краю холма. Воздух казался раскалённым.

Некоторое время я лежал без движения, любуясь окружающей природой. Она дышала таким умиротворением и вызвала в моей душе такое волнение, что мне показалось, будто я сливаюсь с ней.

Вокруг гудели и жужжали насекомые, пели цикады. Пахло смолой и миррой, пахло тимьяном, майораном, шалфеем и дикой мятой.

Погруженный в свои мысли, я положил в ладонь горсть земли и обнаружил, что она по-прежнему содержит вулканический пепел.

Невдалеке я заметил деревню. Вздымавшиеся над ней горные вершины делали её маленькой и невзрачной.

Подобные деревни были разбросаны по всему Криту. Одни насчитывали всего несколько домов, в других их было так много, что они больше напоминали небольшой город. Во время своих поездок я каждый раз встречал эти хорошо знакомые мне убогие хижины, крытые соломой. Часто они не имели окон, и свет проникал внутрь через двери. Двухэтажные дома попадались редко — как правило, они принадлежали зажиточным торговцам.

В очередной непродолжительный отдых мы вышли на разъезженную деревенскую улицу. Сейчас, летом, она была покрыта пылью, а в сезон дождей превращалась в непролазное болото.

По этой улице крестьяне изо дня в день гнали своих ослов, овец и коз. Вдоль неё, как и во многих других деревнях, росли кипарисы и оливковые деревья.

Рыночная площадь, расположенная посреди деревни, была окружена небольшими лавками, которые торговали солью, зерном, мясом, тканями, глиняной посудой и, разумеется, вином.

Наконец Энос привёл меня в пещеру и показал мне свои находки. Я с удивлением взирал на мумифицированную ящерицу, а потом увидел в глубине пещеры, в боковом ответвлении, птицу со странными ногами и животное, похожее на слона, только с очень длинной шеей и толстым хвостом. Когда я поддел ногой странную голову животного, она рассыпалась...

На обратном пути меня накрыла чья-то тень. Я невольно вздрогнул — над нами пролетела какая-то крупная птица.

— Кто это? — испуганно спросил я.

— Ягнятник... Красавец, верно? — воскликнул Энос.

— А какие огромные крылья! — поразился я.

— Это самая крупная хищная птица у нас на Крите. Размах крыльев чуть ли не три метра.

Солнце готово было скрыться за горизонтом, поэтому мы решили переночевать в деревне. Местный староста отвёл мне большой, просто обставленный дом.

Вечер был тёплый, и мы с Эносом отправились на деревенскую площадь. Присев к костру, мы решили послушать местных певцов. Вместе с остальными слушателями мы восхищённо рукоплескали выступавшим. Они пели про поля и леса, про домашнюю работу и воспитание детей. В одной из песен промелькнуло какое-то имя, и сидящий возле нас крестьянин шепнул нам, что это имя человека, избавившего деревню от нападения пиратов...

Не спеша, возвращаясь в отведённый нам дом, мы подошли к одному крестьянину. Сидя под деревом, он блаженно потягивал какой-то странный напиток, издававший резкий запах.

— Как ты можешь пить такое? — удивился я.

— Все критяне любят эту цикутию за её необыкновенный вкус, — объяснил он. — Хорошо! — И он сделал очередной глоток...

Недалеко от дома я сорвал какое-то растение и принялся его разглядывать. У него были закруглённые листочки, покрытые беловатым пушком, и красные стебли.

— Это замечательная трава, — подсказал мне Энос, — настоящий критский диктам.

— Она встречается редко?

— Нет. Это типично критское растение. Название говорит о том, что впервые его нашли в горах Дикт. Крестьяне прозвали его «радостью гор». Не за какую-то необыкновенную красоту листьев, а за его свойства. Это целебная трава, и её используют повсюду. Употребляют и для крашения, а когда-то из неё приготавливали даже духи. Многие называют её травой счастья и венками из неё украшают новобрачных.

Оказавшись опять в Кноссе, я не мог понять, что со мной. Окружающее я видел словно в тумане. Всё тело у меня болело, а каждый шаг вызывал сильную одышку.

Врачи прилагали всё своё умение, чтобы вернуть мне силы, но ничего не помогало. Мне казалось, что с каждым часом силы покидают меня. Манолис был чрезвычайно озабочен. Он приказал рабам перенести меня в сад под сень хвойных деревьев. Меня кормили рубленым мясом и давали питательные бульоны, заставляли пить много молока и есть много мёда. Это не дало результатов, и тогда меня заставили пить свежую кровь телят, зачатых священным быком.

Прошла неделя, а я всё ещё пребывал между жизнью и смертью. Словно издалека до меня донёсся голос верховного жреца:

— Ежедневно давайте нашему повелителю по чаше крови невинных детей.

Я видел, как переполошились даже слуги и рабы, ходившие за мной.

— Ни за что! — крикнул я. Те, кто окружал моё ложе, замерли от ужаса. Потом стали шёпотом совещаться.

— Наверняка невинны дети жриц... можно было бы взять их кровь! — предложил один.

— И дети врачей, — подсказал другой. — Известно, что кровь у них здоровая!

Мнения присутствующих разошлись.

— Если нашему царю каждый день требуется чаша свежей крови, пусть это будет кровь детей крестьян или рабов. Тут нет никакой разницы, — высказался один слуга.

Какой-то чиновник, желая, очевидно, выслужиться перед Манолисом, спросил у него, можно ли ему уже приниматься за поиски подходящих детей.

С трудом приподнявшись, я простонал:

— Ни в коем случае. Я не собираюсь этого делать. Разве могу я пить кровь критских детей — ведь все они и мои дети...

Обессиленный, я опустился на прежнее место. Верховный жрец виновато поглядывал на меня.