Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

— Ты опасаешься, что с тобой играют, а ты не замечаешь этого и не можешь защитить себя. — Я замолчал, а затем спросил — это был скорее напускной интерес, нежели истинное любопытство: — А что ты, собственно говоря, делала в этом доме?

— Я стояла у окна, наблюдая за тобой. Мне хотелось посмотреть, что ты станешь делать с этой критской девицей, — ответила Сарра. Говорила она медленно, словно с трудом подбирая слова.

— А дальше?

— Потом в комнату вошёл этот старик. Он уже несколько дней не давал мне проходу, уверяя, что безумно влюблён и не мыслит своей дальнейшей жизни без меня. Иногда мне казалось, что он потерял рассудок: он уверял, будто я украла у него душу...

Она выпрямилась, прислонилась спиной к стене и скрестила руки над головой. Знала ли Сарра, что в этой позе она особенно привлекательна?

— Ведь ты сам мужчина, — сказала она. — Его клятвы не более чем обычные пустые слова, которых вы, мужчины, не жалеете, добиваясь своего. Стоит только вам удовлетворить своё желание, и всякое опьянение у вас проходит. Тогда чувствуешь себя опустошённой.

— Почему ты так негативно настроена? Может быть, всё дело в твоей расе? У меня был один воспитатель, кстати, критянин... Однажды он обратился ко мне с сентенцией: «Не бойся прекращения собственной жизни, бойся того, что пока не начал вести достойную жизнь. Ибо только тогда ты станешь человеком, достойным этого мира и своих родителей».

— Неплохая мысль, — похвалила Сарра.

Сарра устроилась возле меня, словно мурлыкающая кошка, и положила голову мне на колени.

— Говорят, — сказала она будто бы про себя, выводя пальчиком круги на своём обворожительном бедре, — что ты намерен публично совершить с этой критской девицей половой акт. Ведь это же отвратительно... Не понимаю, как ты можешь пойти на это?

— А рабыне и не нужно это понимать, — ответил я намеренно резко. — Не хочу огорчать тебя, но на многие вещи ты смотришь очень узко. Ведь я царь, а в глазах критян даже царь-бог. Как мне объяснить тебе всё это? — спросил я, подыскивая подходящие примеры и слова. Потом сказал, стараясь быть убедительным: — Здесь существует церемония инициации. Это означает, что мальчики и девочки, начиная взрослеть, должны пройти обряд посвящения. Мудрые мужчины и женщины собирают вокруг себя этих молодых людей и обучают их многим вещам, знакомят с законами. Такие посвящения распространены повсеместно. Девушек, которые собираются стать жрицами, называют пчёлами, юношей — медведями, козами, а подчас и циклопами. Их воспитателями, в зависимости от местности и поставленной задачи, становятся пастухи, кузнецы, гончары, охотники, музыканты или пророки. Мальчики должны научиться преодолевать страх. Учителя нередко надевают маски и облачаются в звериные шкуры. Нечто специфически критское, что показалось мне странным, состоит в том, что мальчики и девочки меняются одеждами: девочки становятся мужчинами, а мальчики — женщинами.

Я нежно поцеловал Сарру, и она счастливо прильнула ко мне.

— Ты, конечно, видела, — продолжал я, — изображения Минотавра — наполовину коня, наполовину мужчины. Иногда его изображают в виде мужчины с головой быка. Мужчина с головой быка не кто иной, как бог Велханос. Для критян многое священно. Они празднуют начало сева, сбор урожая, распечатывание кувшинов с вином, уход и возвращение стад на пастбища. Люди отправляются в священные пещеры и священные рощи, поднимаются в высокогорные храмы. И свадьба у них священна — это праздник плодородия.

— И мужчина публично соединяется с женщиной, царь — с жрицей. Это же постыдно! — возмутилась она.

— Многие культуры знают обряд Священного брака, — возразил я.

— Но не любовное соитие у всех на глазах.

— Ты несправедлива.

— Почему? — удивилась она.

— Если бы тебе оказали честь на виду у всех вступить в Священный брак с царём, царём-богом, ты бы сразу согласилась.

— С тобой, но не с первым попавшимся сладострастником.

— Пусть так, — сурово ответил я. — Риана соединяется со мной, а не с каким-то там сластолюбцем. К тому же я люблю её, она для меня воплощение Крита. Всё, что у нас есть, мы получаем от богов. Если я люблю Риану, я познаю богов.

Чтобы привести молодёжь к богам, — продолжал я, — у критян и существуют эти посвящения. Если мы собираемся здесь жить, Сарра, — предупредил я её, — если мы хотим быть счастливы среди людей, которые вокруг нас, мы должны смириться с этими культами. А потому тебе следует смотреть на Священный брак как на религиозный обряд.

— Я — иудейка и не изменю своей вере. Существует только один бог — Ягве, — упрямо сказала она.

— Тогда ты навсегда останешься здесь чужой.

— Люди все разные. Есть слабые, есть сильные... Я хочу быть сильной и не покорюсь.

— Ты действительно принадлежишь с несговорчивому народу, — с упрёком заметили. — Если не покоришься, тебя сломают.

— Скажи ещё, что ты ешь улиток, как все критяне. И всё это только для того, чтобы понравиться им, чтобы показать, что ты смирился.

— Нет, — поспешно ответил я, — я их не ем.

— Ты же видишь, как после последних весенних и первых осенних дождей все критяне ворошат кусты и переворачивают камни в ущельях в поисках этих улиток. Они просто жить не могут без этих мерзких тварей!

— Многие из них очень бедны и живут впроголодь. Пашни и деревья дают ещё недостаточный урожай. Попробуй-ка изо дня в день питаться одной кашей. И тогда, может быть, и улитка покажется тебе лакомством!

Сарра приподняла ногу и пошевелила пальцами. Я нисколько не сомневался, что она просто хочет продемонстрировать мне, как она ухаживает за своим телом и как красиво накрасила ногти на ногах.

— Надо быть выше обыденного, повседневного, Сарра, иначе жизнь не сложится. Даже игры с быком имеют здесь глубокий смысл. Бык — символ плодородия, мужчины, дотрагиваясь до рогов огромного быка, надеются приобрести его способности производить потомство. В некоторых странах верховный бог нередко отождествляется с быком. В Египте почитают священного быка Аписа. А фараон там просто считается небесным быком.

— Минотавр — мужчина в маске быка, — сказала она, — а получеловек-полулошадь называется иначе, не так ли?

Я удивлённо посмотрел на неё:

— Да, такое существо называют кентавром.

— А на самом деле Минотавр и кентавр когда-нибудь существовали?

— Нет, это сказочные персонажи, мифические существа.

— Тебе нравится Крит? — безразличным тоном спросила она.

— Да, — ответил я, не задумываясь. — Я полюбил его ещё ребёнком; ради Крита я готов даже есть улиток. Едим же мы морских моллюсков. Что мне ещё очень нравится здесь, так это дикие цветы, растущие по обочине просёлочных дорог. Солнце окрашивает их светящейся желтизной и огненной краснотой. Ты когда-нибудь видела, — с воодушевлением спросил я, — как простираются к северу, в сторону моря, поля, окрашенные жёлтым и зелёным? Представь себе, как всё это заиграет, когда земля вновь станет плодородной. Вчера я видел во дворце гранатовые деревья, и их цветы на гладких блестящих листьях были словно ярко-красные бабочки. Меня поражает, что солнце каждый раз по-новому освещает горы. Иной раз оно посылает яркий свет, в котором все краски будто начинают играть. А когда наступает вечер, Крит напоминает скорее побережье Африки, нежели материковую Грецию. А ты слышала по утрам дроздов?