Ганс Эйнсле - Я, Минос, царь Крита

— Не будем ссориться, — тихо сказал жрец.

— Ты мудр, — ответил иудей. — Я пришёл из страны, где тоже есть мудрецы. Наши пророки учат нас, что все люди, какого бы цвета ни была у них кожа и каким бы богам они ни служили, жаждут любви и мира.

Египтянин ничего не сказал, только посмотрел на старика.

— Я бывал во многих странах, — медленно продолжал тот, словно подыскивая слова, — и повсюду убеждался, что священное сословие жрецов вырождается. Они копят золото и собирают вокруг себя женщин, проводят жизнь в наслаждениях. Мудрость у них не в чести. Ты ещё сохранил власть над незримым миром? Многие из вас утрачивают высшие знания, вступают на путь лжи и ловкими словами одурачивают людей, которые им верят.

— К сожалению, это правда, — печально ответил египтянин.

— Вам издавна был известен ход светил, ваша страна стала знаменитой, ибо умела читать предостережения звёзд. Несколько лет назад Криту выпало такое же ужасное расположение звёзд, какое было и у вас в Египте, когда к вам нагрянули гиксосы. Я хотел бы прийти на помощь, хотел бы открыть своё сердце всем людям, которые умеют думать. Молодёжь идёт по ложному пути, чиновники обманывают, солдаты проявляют жестокость. Если мы не поможем критянам, вновь разразится катастрофа, как тридцать лет назад. Только это не будет землетрясение и с небес не будет падать лава — в человеке вновь возобладает зло, и все примутся уничтожать друг друга. Вот почему я здесь. Я пришёл не к жрицам — я следую зову богов.

— Твои слова мудры, — похвалил египтянин.

— Разве тебе неизвестно, что происходит? — спросил иудей.

— Не спрашивай меня о том, что я знаю, но не могу сказать. Люди страдают оттого, что утрачены благочестие и смирение.

— Самое главное — уменьшить нужду критян. Голодные скорее поддаются злу. Я видел здесь крестьян, которые изнемогают под бременем труда, и многие восстают против гнёта чиновников. Если мы действительно хотим служить нашему богу, мы должны помогать людям. Нельзя допустить, чтобы ты строил новые храмы, а у людей, для которых они предназначены, были кровавые шрамы на спинах. Нельзя допустить, чтобы жрецы злоупотребляли своим званием жреца для завоевания власти и приобретения богатства!

Потом мы приняли участие в отправлении культа и принесли жертвы...

Когда мы в сопровождении дожидавшегося нас нубийца возвращались на постоялый двор, была уже почти полночь. Неожиданно иудей задал мне вопрос:

— А ты кто будешь?

— Человек, допускавший ошибки, но стремящийся впредь их не совершать.

— Ты — критянин?

— Отчасти да, — улыбнулся я.

— Отчасти?

— Ну, скажем, да, — ответил я. — Но кто ты? Мне известно только твоё имя...

— Я тоже человек, допускавший ошибки, но стремящийся впредь их не совершать, — повторил он слово в слово мой ответ.

— А ты не критянин?

— Нет, иудей; я всего лишь человек, который ищет любовь.

— И ты рассчитывал найти её у этих танцовщиц? — пошутил я, но в тот же миг устыдился своего упрёка.

— Они должны были послужить только мостиком...

— Мостиком? Куда?

— К этому жрецу. Я надеялся отыскать у него пути к счастью.

— А что такое счастье?

— Любовь — тоже счастье.

— У меня есть жена, дети, рабыни. Во время моих поездок на островах и в городах меня ждут девушки, готовые любить меня.

Старик усмехнулся.

— Любовь приходит и уходит. Существует только одна любовь, которая длится вечно. Ищи именно её.

— Где? — озадаченно спросил я.

— В себе.

Этот ответ огорчил меня. Может быть, я его не понял?

Когда мы двинулись дальше, я услышал за стеной сердитую команду, и на нас набросилась целая свора злобных собак. Я попытался отогнать их камнями. Иудей же ничего не предпринял, он только повелительно простёр правую руку. Собаки отпрянули назад, рыча и глядя на него со страхом.

— Прочь! — приказал иудей. — Прочь!

Собаки поджали хвосты и растворились в темноте, повизгивая, словно их побили...

Когда на другое утро я вышел из своих покоев, мне сообщили, что несколько часов назад загадочной смертью умерла Айза.

Я испугался. Это был уже не первый случай, когда за несколько дней умирали любившие меня женщины и девушки. Мне вспомнился разговор иудея с жрецом Исиды. Разве не говорил Авраам о неудачном для Крита расположении звёзд? Может быть, это касалось и моей личной жизни? Разве не могло, например, быть, что я был несчастлив в любви и узнавал счастье лишь затем, чтобы потерять?

Я позвал министра и приказал ещё до полудня представить мне ответ, умерла ли Айза естественной смертью или была убита.

Кто мог быть заинтересован в её устранении? Может быть, Сарра?

Взволнованный случившимся, я вошёл в тронный зал. Верховный жрец уже дожидался меня у дверей и учтиво поклонился, как того требовал церемониал.

— В чём дело? — спросил я расстроенным тоном.

— Ты неправильно поступаешь, царь, — сказал он.

Я было вспылил и чуть не осыпал его упрёками, но он продолжал:

— Ты стремишься возродить Крит. Это прекрасная цель, но для её достижения ты избрал ложный путь.

Сперва я подумал, что с помощью своих соглядатаев он прознал о моём визите к Донтасу. Может быть, ему было даже известно, что я вместе с иудеем был у жреца Исиды. Но я тут же отбросил эти подозрения: наверняка я слишком преувеличивал роль Манолиса.

— Какой же путь, по-твоему, правильный?

— Тебе следует больше доверять чиновникам.

Я не смог удержаться от насмешливой улыбки и надменно ответил:

— После погребения брата я убедился, как мало можно им доверять. Каждый старается в первую очередь для собственной пользы и только потом думает о благе государства. Их отношение к просителям, которые попадают сначала к ним, зависит от настроения и запросов. Все невиновные, все, с кем обошлись несправедливо, все, кто до сих пор не получил платы за свою работу, ко мне уже не придут. А попадут ко мне лишь те, кто сумеет пробиться из-за продажности чиновников.

— И много таких посетителей ты выслушиваешь каждый день?

— Человек двадцать — тридцать, — ответил я.

— Это слишком много — так ты самое большее через полгода сойдёшь с ума. Я принимаю всего пять или шесть человек, но это не случайные посетители, а министры, чиновники, главные писцы, главные смотрители и прочие должностные лица. Каждый докладывает мне только о важнейших проблемах. Мне не сообщают каких-нибудь второстепенных вещей, ибо все они, прежде чем прийти ко мне, сперва решают насущные для меня вопросы со своими управляющими. Таким образом, царь, мне достаточно побеседовать за день всего с несколькими людьми, однако я узнаю то, что готовят для меня сотни.

— И потому получаешь отчёты лжецов и обманщиков, поскольку об истинном положении дел тебе никто не скажет. Ты никогда не узнаешь, как наказывают или убивают невиновных.