Роберт Картер - Меч войны

Из храма вышла дрожащая депутация с призывом к переговорам. Слух о том, что дьявольские европейские солдаты могут совершить, уже давно волновал Карнатику. Из уст в уста передавались истории о бойнях на побережье, усиленные огромным количеством дезертиров из армии низама, устремившихся к своим домам по всей округе.

Хэйден вытер лицо и пошёл вперёд вместе с Клайвом навстречу длинноволосым мудрецам с полосками Вишну на бровях. Они потребовали, чтобы иностранцы остановились, не допустив осквернения храма.

— Преподобный отдаёт вам дань уважения, но сожалеет, что вы должны удалиться.

Клайв выдавил приторную улыбку.

— Скажи ему, что мы не желаем нарушать торговлю или досаждать кому-либо, пока они мирно относятся к нам.

— Видишь ли, им безразлично, что ты сделаешь с городом. Или с народом. Они лишь страшатся, что ты осквернишь их территорию.

Клайв заворчал, нахлобучивая шляпу на голову:

— Скажи им, что искусство солдата состоит в том, чтобы избежать сражения, продемонстрировав врагу свою силу. Я думаю, что нам лучше сохранить репутацию тех, кто не добавляет оскорбления к завоеванию. Это — место поклонения, в конце концов.

Когда всё сказанное было переведено, Клайв добавил:

— Я хочу лишь сварить глаза тем, кого обнаружу в Аркоте. Я не собираюсь разрушать святыни. Мне не нужно сеять страх, когда я могу принести настоящие разрушения.

«Да, — думал Хэйден, — это настоящее явление великого красного дракона, спустившегося на землю. Ты прав, желая внушить людям не злобу, а благоговейный ужас. Это встревожит гарнизон Чанды Сахиба, как ничто иное».

Дракон вступил в город. Свинцовые тучи катились над головой, усугубляя духоту. Клайв обратился к солдатам, когда они заполнили пустую улицу:

— Каждый, пересёкший чей-нибудь порог по любой причине, будет выпорот. Человек, тронувший хоть единое перо цыплёнка, будет повешен. Скажи им это, джемадар. Я не потерплю воровства. Это — закон! А теперь, Уинстон, приведи скаута Балрама. Я хочу немедленно отправить записку в Мадрас, чтобы доставили два восемнадцатифунтовых орудия.

Весь следующий день они шли к Аркоту. Никто не препятствовал им. Днём, в самую жару, они ставили палатки для отдыха, оберегая тех, кто менее других привык к палящему солнцу. Необходимость быстрого передвижения заставила их отказаться от багажа, который нельзя было доставить без быков. Европейцы с трудом могли передвигаться в таких условиях, шагая с мушкетами и грузом необходимого продовольствия и воды. Передышки были очень короткими; даже ночью передвижение по каменистым тропам в сопровождении жалящих насекомых было нелёгким, а ночные крики животных звучали как предостережения духов.

Третьим утром рассвет выдался красным, как колода мясника. Воздух был тяжёлым от влаги, и обильная роса, какой он не видел ранее, промочила их насквозь. Небо было почти таким же тёмным, как и до рассвета, зловещим, словно при затмении. Ощущение нависшей беды усиливалось предрассудками сипаев.

Их скаут-разведчик принёс важное донесение. Он обнаружил то, зачем его послали: огни светильников на башнях Аркота. Они были не далее чем в двадцати милях, и он насчитал около сотни светящихся точек.

— Теперь осталось закончить дело, для которого мы пришли, — сказал Клайв. Он натянул башмаки и снял френч с палаточного шеста. — Поднимай людей, мы свёртываем лагерь и немедленно выступаем в Аркот. Прекрасно, если мы придём туда завтра. Я дам им первый и последний шанс для сдачи.

Флинт с насмешкой воспринял бодрый оптимизм Клайва.

— Ты ещё не увидел Аркота, твои восемнадцатифунтовки не прибыли, если их вообще выслали.

— Ну и что? У нас есть три малые пушки.

Он продолжал сомневаться:

— Там полный гарнизон. Я, очевидно, не сумел внушить тебе точное представление о силе его обороны. Если ты думаешь, что они все выйдут по первому требованию...

— Сколько, ты говоришь, их там? — спросил Клайв, указывая палкой на запад.

Хэйденом овладело неожиданное желание подшутить над самоуверенностью Клайва.

— Хочешь заключить пари?

Клайв с подозрением посмотрел на него:

— Пожалуйста, скажем, на сотню серебряных рупий.

— Пойдёт.

— И пари будет таким: сколько мужчин находится в пределах стен Аркота на настоящий момент? Будем полагаться на независимую оценку лейтенанта Уинслоу.

— Согласен.

— Я утверждаю, что — тысяча плюс-минус сто человек. Так говорили индусы в Конживераме.

Хэйден отклонился назад, поставив ногу на камень, служивший им столом.

— Ну, а я скажу... — он сузил глаза и проговорил сквозь зубы, — так... где-то между десятью и двадцатью тысячами.

Клайв взглянул на него как на сумасшедшего.

— В таком случае они сгрудились там плотнее, чем груз в трюме судна компании. Брось, там нет столько людей, и ты отлично знаешь это.

— Тогда забудь всё, что я сказал. В конце концов, я — всего лишь полномочный представитель.

Клайв смотрел на него долгим твёрдым взглядом.

— Чёрт возьми, сэр! Говорите прямо! Будете спорить или нет?

— Разве я непонятно выразился?

Клайв сказал с усмешкой:

— Если ты настаиваешь, я поставлю годовой доход, заявляя, что ты не прав.

— И сколько же это составляет?

— Ну, скажем, пятьдесят фунтов стерлингов.

Хэйден вспомнил, что Мак-Брайд на борту «Уэйджера» говорил ему о делах Клайва. Чистый доход в четыре фанама на человека в день, каждый Божий день, на каждого человека во всём президентстве... но Клайв никогда не упоминал даже намёком о том состоянии, которое ему привалило.

— Твой годовой доход — это номинальная оплата капитана в компании. Как можешь ты ставить пятьдесят фунтов?

— Мой доход — моё дело. Частный вопрос. Если я говорю пятьдесят, значит, столько и ставлю!

— В таком случае я верю, что ты хочешь рискнуть пятьюдесятью фунтами, но можешь ли ты достать столько денег?

— Ты рискуешь дойти до ещё большей ставки. Что ж. Мне всё равно. Я предлагаю сотню фунтов! Вы принимаете?

Завести его было легко.

— Нет, я не принимаю. Но соглашусь на пятьсот.

— Дьявол вас побери! Тысяча, сэр, если желаете!

— Идёт!

— Да, идёт! И чёрт с вами, сэр! Десять тысяч человек, сказать такое!

Они написали записки-обязательства и отдали их лейтенанту Уинслоу. Затем яростно пожали друг другу руки, и Клайв вылетел из палатки на насыщенный парами воздух к строящимся колоннам, еле сдерживая возмущение:

— От десяти до двадцати тысяч, Бог мой! Этот человек тронулся!

Они шли всё утро, а небо не становилось светлее. Поднявшийся ветер рвал листья пальм и банановых деревьев, шумя в их кронах. Ветер поднимал рябь на поверхности воды, срывая брызги, кружа листву и поднимая пыль на дороге. Со всех сторон сверкали разряды молний. Затем стена тёплого дождя с шумом обрушилась на них сзади. Дождь с силой забарабанил по их спинам, и они за несколько секунд вымокли насквозь. Грязная дорога превратилась в жёлтое болото. Буйволы печально смотрели на них со своих лежбищ, окружённые ореолом брызг.