Роберт Картер - Меч войны

Он передал свиток мальчику, приказав немедленно отдать его посланникам.

— Бегума, вы, может быть, спасли нас.

— Да. Но какой ценой? — Её уже начало снедать раскаяние. — Знает он или нет, но Мухаммед согласился уступить Тричинополи регенту Майсура. Какая же я спасительница, если отнимаю, оказывая поддержку?

— Так поступают врачеватели, бегума, и все правители. — Он улыбнулся с сожалением, готовясь уйти. — Разве мы не обсудили это со всех сторон, согласившись, что другого выхода нет? Без помощи Майсура мы будем разгромлены. С Майсуром же существует возможность, что Мухаммед Али Хан будет вновь когда-нибудь править в Аркоте.

— Куда ты отправляешься? — спросила она.

— Ежедневно в полдень я взбираюсь на гору, чтобы помолиться. С того места я могу наблюдать за расположением армии иностранца. Дым от мушкетов во время учений и пыль, поднимающаяся при марше, о многом говорят мне. Оттуда я вижу больше, чем генерал-ангрези из своего лагеря под стенами. Вы знаете, что он заставляет своих людей спать на оружии?

— Капитан де Джингенс очень... осторожный человек, согласитесь?

— Возможно, другие назвали бы его трусом, бегума.

Она подняла брови.

— Тогда, может быть, устыдив, мы принудим его к действиям?

— Стыд не является движущей силой для труса, бегума. И кто знает, как действует разум агрези?

Она улыбнулась.

— Бог видит, у него нет боевого духа.

— Орудия французов всё ещё продолжают обстреливать нас. Мы должны благодарить Аллаха, что командующий феринджи имеет не больше желания атаковать нас, чем агрези — намерения сражаться с ним. Я предупреждаю вас, бегума, скоро это изменится, но благодаря вашей настойчивости мы, может быть, получим помощь от Майсура, если она прибудет вовремя.

Она подумала над его словами. Армия Чанды Сахиба пересекла реку Колерун и захватила остров Срирангам, позволив французам расположить там артиллерию, которая бомбардировала их стены. Орудия били по городу ежедневно, не нанеся пока больших повреждений. Атак пока не предпринималось.

Умар коснулся пальцами лба и сделал шаг назад.

— До сих пор сохраняется тактика выжидания. Я должен оставить вас и отправиться наблюдать за ней.

Она отпустила его, затем сказала вдогонку:

— Скоро положение изменится, вы сказали?

— Со времени нашего последнего разговора, бегума, я получил тревожные новости. Кажется, французский командующий получил приказ вернуться на побережье. Вместо него они посылают более свирепого человека. Согласно информации от моего человека в лагере Чанды Сахиба, новому командующему приказано возглавить наступление, как только он получит подкрепления. Вот почему наш договор столь важен. Без помощи Майсура, а возможно и Танджора, мы долго не выстоим.

Возвращение Хэйдена из Мадраса подняло дух ветеранов Клайва. «В лагере ощущается возбуждение, — думал он. — Они по праву гордятся нашей победой».

Клайв сидел в центре лагеря на бамбуковом кресле. Перед его шатром был расстелен огромный, поражающий глаз шёлковый ковёр, подобный саду Моголов. Пространство вокруг было огорожено, и на шестах — вывешены различные виды оружия, как предупреждения о могуществе владельца и опасности спора с ним. Стремясь получить известие первым, Клайв отослал офицеров под предлогом различных поручений, оставшись наедине с Флинтом.

«Бог мой, — думал Хэйден Флинт, — с какой же готовностью они подчиняются ему! Эта демонстрация достойна любого победоносного царя, прошествовавшего через Индостан за последнюю тысячу лет».

Трудно было выбрать, с чего начать, и тогда Хэйден достал письмо от губернатора.

— Послушай! Собственные слова губернатора Сойера: «Мне сообщают, что мулла пишет историю войн Аркота, в которой имя Роберта Клайва останется навсегда для будущих поколений...»

Клайв откинулся назад в своём бамбуковом кресле, не произнося ни слова. Вялые взмахи маленького тростникового веера приносили мало облегчения на такой жаре.

— А это — от Мухаммеда Али: «Милостью всемогущего Бога, вы счастливы во всех ваших предприятиях. Небывалый успех сопровождает все ваши экспедиции. Я уверен, что звёзды благоприятствуют вам...»

— Хмм.

— Роберт, вся Карнатика называет тебя Сабат Джанг Бахадур — «Доблестный в войне». Тебя прославляют повсеместно. Разве это не радует тебя?

— Несомненно, радует. — Клайв опустил веер. — Потому что это делает мою задачу более лёгкой.

— Гарнизон в Сен-Дэвиде увеличился на двести человек, прибывших из Бенгала на корабле моего отца; и ещё хорошая весть: Стринджер Лоуренс вернулся.

Это обрадовало Клайва. Упрямый майор был в неладах с руководством компании. Невероятно, но глупцы в Лиденхолле допустили его отправку в Англию, прежде чем у них хватило разума прислушаться к его советам.

Клайв сказал:

— Наконец-то компания начнёт приглядываться к своим людям. Прекрасно, потому что Стринджер — лучший солдат в Индии. Это известие невероятно радует меня!

— Чрезвычайно вовремя в связи с событиями на Юге, — кивнул Хэйден. — Стринджер сошёл с борта «Даррингтона» неожиданно, как видение, без шумихи и фанфар. Очевидно, совет директоров пришёл-таки к разумному решению. Предложил ему пост главнокомандующего силами компании, чин полковника, двойную оплату, председательство в трибунале. Нам приказано выступить в его распоряжение. Я бы назвал это торжеством справедливости для заслуженного человека.

Клайв слушал в молчании, зная, как Лоуренс действовал против французов в южной части провинции, затем заметил, задумчиво разглядывая ногти:

— Говорил я тебе, что встретился с Разой Сахибом возле Арни?

Хэйден встрепенулся:

— Встретился с ним?

— То есть разбил его. Оставил без армии.

— А французы?

— Я скормил их моим артиллеристам. — Кривая улыбка осветила лицо Клайва.

— О, ты удачлив в войне, Роберт!

— Если и так, то это — мастерство, которое я всегда стремился постичь. — Он собрался, выпрямившись в кресле. — Я потерял восьмерых человек. Но на каждого из них пришлось по шесть французов, и, кроме того, мы уничтожили ещё двести врагов.

Они сидели молча. Хэйден — погруженный в мысли об унесённых жизнях. Раньше страх боли, живший в нём, не позволял ему реально смотреть на смерть. Война унесла много жизней, но ведь смерть приходит со временем к каждому. Мало кто жил долго в таком климате. Одно дело — сгнить заживо от отвратительной болезни, и иное — отдать жизнь во имя славного дела. Совершить это в расцвете юности — значит возвыситься духом, пойти на своего рода мученичество. В Индостане мужество является истинной добродетелью. И слава приходит к людям, которые хранят веру в их дело. Теперь он видел это.