Роберт Картер - Меч войны

Да Бурдон быстро взглянул на Сэвэджа, который выпрямился при упоминании о выкупе Мадраса.

Решетчатая ставня стучала об окно без стёкол.

— Юго-западный муссон, — сказал Флинт. — В любое время может налететь ещё один шторм. Что будет с вами, если ваш «Ахиллес» развалится на берегу? Вы знаете, какие опасные мели простираются от Транкебара до Ганга, а между Цейлоном и материком нет прохода для кораблей такой глубокой осадки, как ваши. Вот почему эскадра Барнета не нападает на вас. Он знает, что непогода расправится с вами без единого выстрела. Послушайте, почему бы не договориться и не увести ваши корабли заранее? Уверен, вы сами чувствуете необходимость этого.

Да Бурдон, продолжая лукавить, высокомерно взглянул на Флинта.

— А что мне мешает оставить Мадрас со всеми трофеями? Почему я должен договариваться о каком-то выкупе? — Он демонстративно поднял руки к декору столовой для подтверждения своих слов. — Мадрас и всё в Мадрасе уже моё, разве нет?

— Нет. — Ловушка захлопнулась, и Флинт спокойно откинулся на стуле. — Потому что я могу вручить вам дополнительно десять лакхов рупий, то есть десять лакхов в серебре, которое вам никогда не найти без меня, в обмен на ваше согласие покинуть Мадрас до конца месяца.

Рот Сэвэджа открылся, затем закрылся вновь.

Флинт, не отрываясь, смотрел на адмирала. Он видел, как жадность отразилась в чертах Да Бурдона, и понял, что может быть твёрдым, как никогда, в своих требованиях.

— Но есть два абсолютно необходимых условия, которые я поставлю, месье адмирал, касающиеся, если хотите, вопросов личной чести. Первое: вы возвращаете мне мой корабль в день вашего отплытия, и второе: вы уберётесь из дома мистера Сэвэджа немедленно!

Солнце скрылось за облаками над павильонами дворца Моголов в Аркоте. Надира-бегума сидела с айах на резной мраморной скамье среди шёлковых подушек и покрывал, отделанных малиновой и золотой вышивкой. Мухаммед ходил рядом в состоянии крайнего отчаяния.

— Так всегда с женщинами, сын мой, — говорила Надира-бегума, бесконечно печалясь за него. — Что печалит тебя? Подойди ко мне и положи голову мне на колени.

— Это всё Ясмин, мама, — ответил Мухаммед. — Мне нужно посоветоваться с тобой.

Она положила руки ему на голову и сразу ощутила непроходящее напряжение в его шее и плечах. Надира начала его успокаивать, как умела это делать только она.

— Сколько раз я говорила, что твоя женитьба является политическим шагом, Мухаммед? Женитьба по велению твоего отца. Я никогда не соглашалась на неё. Отец знает, что ты — более способный во многих отношениях, чем Махфуз. Ты — лучший всадник. Лучший воин. Лучший мусульманин. Лучший лидер. Вот почему Махфуз не испытывает к тебе ничего, кроме зависти. Твой отец назначил Махфуза преемником не по праву первородства, но потому, что он боится тебя.

— Ты действительно думаешь, что отец боится меня?

Она ответила сразу, голосом мягким, но разящим как сталь:

— Почему, ты думаешь, Анвар послал за рубином тебя, а не Махфуза? Он сказал тебе, что ты — единственный из царствующего рода, кому он может доверить такое тонкое дипломатическое дело. И ты поверил ему! — Она тихо засмеялась. — Сын мой, ложная гордыня заставила тебя поверить ему. Ты силён во многом, но ты — не дипломат. Нет, Анвар послал тебя, чтобы удалить из Аркота.

Он уныло глядел на неё, не желая слышать то, что она говорила, но Надира продолжала:

— И почему, ты думаешь, Ясмин была послана с тобой в этот морской вояж?

— Потому что она знает языки феринджи [60] Феринджи — иностранец, иностранцы (англо-инд.). .

— О мой сын, как же эта женщина способна обмануть тебя.

Мухаммед крутился на подушках. Успокоительная мягкость коленей матери целительно действовала на него, но слова её не давали ему покоя. Как будто они отперли темницу его сознания и кошмары, которые он прятал там, затопили его разум, вырвавшийся из-под власти. Каждый образ Ясмин, который он сжигал внутри себя, только выше возносил пламя в его душе; её чёрные, с блестящим отливом волосы, скрытые под малиновой вуалью из бенаресского шёлка. О, её безупречно кремовая кожа, тонкие черты, выточенные Богом, её губы, большие, чистые глаза... и этот иностранец, глядящий на неё...

Надира-бегума по-царски откинулась на подушки.

— У тебя есть две прекрасные местные куртизанки, и я воспользовалась возможностью заключить договор с Хаир ун-Ниссой.

Это была самая соблазнительная куртизанка в Хайдарабаде, чьи познания были чрезвычайно обширны. Ей было назначено отвлечь чувства Мухаммеда от Ясмин, если только кто-либо мог сделать это.

Он отклонил дар.

— Прекрасных женщин много, но Ясмин обладает красотой, присущей только ей. Она проглядывает в каждом её движении. Что за сила в этой красоте! Обдуманная грация. Насмешливая посадка головы. Спокойное, дерзкое самообладание. Один её вид сводит меня с ума! Я хочу обладать ею, но она всегда отступает. Она не хочет меня. Никогда не хочет.

Мать дотронулась до его виска, и он заплакал.

— Расскажи мне, — попросила она мягко, нащупывая источник боли, — как она досаждает тебе?

— На английском корабле, — начал он, не зная, как рассказать о своих мучениях. — Когда феринджи и я были вместе, она не отходила, как должна была. И когда я говорил ей оставить нас, она наблюдала с расстояния. Даже когда я взглядом давал понять о неприличии её поведения, она поворачивала голову так — высокомерно.

— Да, я вижу эту непокорность в ней, сын мой. Она очень своенравная.

— Я видел это. Я видел, что она делает это. Она сравнивала нас. Как мужчин. Как любовников.

— Как любовников? Ты действительно думаешь, что она спала с ним?

Он не ответил на её вопрос.

— Мухаммед, скажи мне. Ты веришь в это?

— Нет.

— Жаль, — тихо произнесла Надира.

— Почему? Почему ты так сказала?

— Потому, Мухаммед, что, если бы ты сказал «да», тебе было бы легче освободиться от неё. Ты должен расторгнуть ваш союз. Уничтожить её, прежде чем она уничтожит тебя!

— Уничтожить её? Я не могу! — Он попытался подняться, но она взяла в руки его подбородок и повернула голову так, что он должен был смотреть на неё.

— Сын мой, она мучает тебя. Если бы ты мог доказать, что она спит с феринджи, ты бы уничтожил её. Легально. Без возмещения. И никто не смог бы воспрепятствовать этому, даже Анвар. Обещай мне, что сделаешь это!

Он закрыл глаза. Пот покрывал его лоб.

— Но я знаю, что они не любовники, — сказал он. — Уверен, что она желает этого, тем не менее... тем не менее они — не любовники.

Она отпустила его, и он вскочил на ноги, заставив айах вздрогнуть.

— Ты говоришь, что знаешь её мысли! — громко сказала Надира. — Значит, её глаза говорили об этом, не так ли?