Борис Тумасов - Не введи во искушение

Краснов постучал костяшками пальцев по столу.

— Когда подобные речи произносят социал-демократы, это одно дело. Я расцениваю их как заразу, растлевающую общество. Но если это говорят всякие там думцы, которые спят и видят себя во главе страны, то они толкают Россию в пропасть. Нам не грех поучиться у немцев. Слово «орднунг», что значит «порядок», для них священно...

Краснов поднялся, прошёлся по комнате. У большой карты России на стене остановился, скользнул взглядом по Донщине.

— Я, Святослав Варламович, хотя и родился в Санкт-Петербурге, но очень люблю Донщину. В своих книгах я, возможно, несколько идеализировал казачью жизнь, но поверьте, Дон — моя сердечная привязанность. Она передана мне по наследству. За Дон я готов жизнь отдать. Не могу спокойно слушать, когда казаки поют: «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон...», слёзы наворачиваются. Знаете, я не раз думал: если суждено мне будет выбирать место для жительства после армии, непременно остановлюсь на какой-нибудь станице, где растёт виноград, а летом подсолнухи и пчелы летают...

Краснов замолчал. Денисов встал:

— Пётр Николаевич, наши желания совпадают. Но это в далёком будущем... Позвольте откланяться.

Стрелкам пришла замена. Измотанные в боях, уставшие от окопного сидения полки уходили в тыл. На смену им шли части отдохнувшие, пополненные личным составом. Занимали окопы, размещались в блиндажах.

Гармонист, сидя на приступочке, задумчиво наигрывал: «Разлука, ты разлука, чужая сторона...» Кто-то из солдат прикрикнул:

— Не нагоняй тоску!

Гармонист сменил мотив, заиграл: «Соловей, соловей, пташечка, канареечка жалобно поёт...»

По траншее, пригнувшись, шёл ротный, приговаривая:

— Обживай окопчики, соколики, разлюбезные мои, засиделись в тылу, теперь ждите, скоро в наступление пойдём.

Поравнявшись с гармонистом, сказал:

— Селиванов, давай-ка нашу.

Селиванов, перебирая ряды гармоники, затянул:

«Солдатушки, бравы ребятушки...»

Гремя котелками, стрелки шли за едой. Походная кухня расположилась позади окопов в укрытии. Повар торопился раздать еду, покуда немцы не начали обстрел. Все знали: германцы — народ пунктуальный, обеденное время соблюдают. Да и жизнь в немецких окопах начиналась чётко: ели, пили эрзац-кофе и только после этого начинали воевать.

Солдаты ёрничали:

— Германец только на сытое брюхо воюет...

Через село, где расположился штаб дивизии, проводили полки, снятые с фронта. Задерживались у колодца, жадно пили воду, курили. Шандыба спросил у присевшего отдохнуть солдата:

— Вымотались?

— Третий месяц в окопах. Грязью обросли, живность всякая заела. Перво-наперво баню истопим.

— Сам откуда?

— Воронежский. Слыхал, деревня Аненская?

— Деревню не слыхал, однако воронежцы погранцы наши.

— Мы к донским землям примыкаем. По дому истосковались, война всю душу вымотала.

Солдат поднялся, поправил шинельную скатку и, закинув за плечо винтовку, пошёл вслед за изломанным строем. Прорысила группа офицеров; посигналив, проехал автомобиль командира пехотной дивизии. И снова прошла, поднимая пыль, колонна стрелков.

Проводив взглядом нестройные ряды пехоты воронежских и рязанских, ивановских и костромских, ярославских и орловских, пензенских и смоленских мужиков, одетых в солдатскую форму, так похожих общей усталостью и тоской по своей избе, Иван Шандыба почувствовал, как его самого потянуло на Дон, в родной курень.

Из села выехали брички с фуражирами, разъехались по дальним деревням. Застучали молотки в полковой кузнице. Казаки выводили коней на водопой: донцы жили своими заботами. Ждали приказа, готовились к наступлению.

В штабе фронта Краснов встретил генерала Каледина. Оба обрадовались: воевали почти рядом, а виделись редко. Каледин командовал 12-й Донской казачьей дивизией, и его соединение шло в авангарде армии Брусилова, а Сводная казачья дивизия шла в арьергарде, прикрывая отход армии.

Генералы оба были донцами и были оба — сторонниками рейдовой тактики. И того и другого вызвали к командующему Юго-Западным фронтом.

— Не известна ли вам, Пётр Николаевич, причина вызова?

— Пути Господни неисповедимы, Алексей Максимович. Однако смею предположить: если сразу двух кавалеристов позвали, речь пойдёт о какой-то нас двоих касающейся операции.

Краснов тронул Каледина за рукав мундира.

— Я слышал, Алексей Максимович, вас ожидает приятное событие — прочат на корпус.

Каледин пригладил усы:

— Так за корпус, Пётр Николаевич, и отвечать надо соответственно.

Генералы прошлись по дорожке у штаба; день был ясный, но не жаркий. Заканчивалось цветение сирени, но запах всё ещё чувствовался в воздухе. В стороне От штаба собралась группа офицеров, у дороги пофыркивали автомобили, у коновязи стояли осёдланные кони.

Краснов сорвал ветку сирени:

— В Петербурге сирень позже распускается.

— В Петрограде, дорогой Пётр Николаевич. Петербурга уже нет. — Каледин помолчал. — Плохо в столице сегодня, ох как плохо. Любителей поговорить слишком много развелось. Краснобаев полно, а твёрдой руки нет. На поверхность всплыли смутные личности. Казачьей нагайки на них нет. — Каледин говорил зло. — Дума — это скопище болтунов, мечтателей. Была бы моя воля, висеть бы им на фонарях на страх другим... Они не только армию, они своими разглагольствованиями Россию губят.

Из штаба выскочил дежурный офицер, позвал к командующему.

В кабинете Брусилов был один, и Краснову это показалось необычным. Он ожидал увидеть здесь начальника штаба фронта или хотя бы его заместителей. Предложив генералам сесть, Брусилов заговорил, речь его была приподнятой:

— Господа, наконец-то мы переходим от отступления и обороны к наступлению. Штаб Юго-Западного фронта разработал план операций, в которых вам уделяется одно из важнейших мест. Общий план одобрен Ставкой и главнокомандующим. — Брусилов пристукнул ребром ладони по столу. — Я понимаю, вам не терпится узнать свою роль. С ней вас познакомит начальник штаба. Исходя из общего плана вы должны разработать свои, поставить в известность штаб Юго-Западного фронта и по одобрении начать подготовку к наступлению: вы, генерал Краснов, — силами своей дивизии, вы, генерал Каледин, — силами своего корпуса. О часе наступления вас уведомит фельдъегерь штаба Юго-Западного фронта. А сейчас вас ожидает начальник штаба...

Штаб генералы покинули вместе. Уже усаживаясь в автомобили, обменялись мнениями.

— А ведь мы, Алексей Максимович, верно говорили.

— Да, не на пироги нас приглашали.

— Хорошо бы ещё одну пехотную дивизию. Немцы — серьёзный противник.

— Согласен: прорыв фронта должен лечь на стрелков. А кавалерия завершит дело.