Алексей Шишов - Генерал Юденич

Так повторялось раз за разом. Под огнём русских стрелков японцы приблизились к ним метров на пятьсот, и только после этого они начали стрельбу. Правда, её прицельность желала много лучшего. Вражеские пехотинцы стреляли по команде своих офицеров или, как тогда говорили, «пачками».

Вражеские батареи усилили свой огонь, пристрелявшись к окраине Янсынтуня. Штабная фанза давно была разрушена прямым попаданием снаряда, на счастье, в ту минуту Юденича там не оказалось. Пострадало только несколько штабистов да часовой у полкового знамени. Николаю Николаевичу откровенно повезло — он наблюдал из пролома с другого места за развитием японской атаки.

Снаряды рвались всё чаще. На ружейную стрекотню уже мало кто обращал внимание. В воздухе стоял удушливый запах шимозы. Бой только начинался и обещал быть трудным.

На краю китайской деревни один за другим загорались дома. Жители, прихватив всё самое ценное из имущества и подгоняя перед собой скотину, в панике покидали Янсынтунь, ища спасение в зарослях на берегу небольшой речушки протекавшей на дальнем конце селения.

Чувствуя, что вот-вот японские батареи прекратят огонь и это будет сигналом к атаке для вражеской пехоты, полковник Юденич послал в окопавшиеся роты приказание:

— С поднятием японцев в атаку вести огонь только залпами. Если подойдут шагов на двести — стрелять прицельно. Подойдут на сто — подниматься в штыки. Но преследованием не увлекаться.

Всё было, как и предвиделось. Японцы атаковали с завидным упорством с громким «банзай», но штыкового боя не приняли. Юденичу стоило немало труда заставить стрелков возвратиться в свои окопы. Те вернулись после контратаки в окопы возбуждённые и с трофеями — десятком японских винтовок с плоскими штыками и ещё большим числом патронных сумок, которые хозяева бросили во время поспешного отхода.

Среди трофеев оказалось немало котелков. Один из них специально принесли показать полковому командиру. Тот Долго вертел японский солдатский котелок в руках:

— Ничего себе. У японцев котелки из алюминия, лёгкие. А у нас по старинке — медные.

Окружавшие полковника ротные офицеры добавили не без огорчения:

— Наши медные солдаты только знай что чистят. После каждого дождя особенно. Как будто дел других у них нет...

Взяли и двух пленных — это были легкораненые рядовые. Убежать от преследователей они не смогли и потому, побросав винтовки и патронные сумки, сдались. Допросить их Юденич не мог — переводчиков не было даже в штабе дивизии. А ему хотелось знать, что за неприятельская часть перед ним: кадровые или мобилизованные, армейская пехота или императорская гвардия, о которой он столько наслышался.

В тот день 18-й стрелковый полк отразил ещё несколько сильных вражеских атак. Были такие, когда передовая, пусть и поредевшая цепь нападающих, подкатывалась почти вплотную к окопам русских. Тогда раздавались команды ротных офицеров:

— Братцы! В штыки! Коли! Гони!

Стрелки «вылетали» из своих окопов и схватывались с подбегающими японцами врукопашную. В ход шли и штыки, и приклады, и кулаки. Каждый раз атакующие откатывались назад. Отбежав с десяток-другой шагов от окопов противника, они падали на землю и быстро ползли назад, опасаясь, что к ним пристреляются из винтовок. Удалившись таким образом метров на сто, японские пехотинцы вскакивали с земли и, низко пригнувшись, убегали в свой тыл — в ближайшую лощину или укрытие.

С наступлением темноты японцы затихли. Высланные вперёд секреты вновь стали стеречь подготовку неприятеля к нападению. Но всё было тихо: атакующий упорно противник за День просто выдохся. Янсынтунь «прямой» атакой он взять так и не смог, споткнувшись о мужество и стойкость сибирских стрелков.

Уже за полночь солдаты, ругаясь, выскребали ложками из котелков остатки борща, в который попало немало земли и даже осколков. Овсяную кашу ели уже без помех, сухари оставляли про запас, попрятав в карманы шинелей и вещевые мешки, приговаривая при этом:

— Хорошо говорить: будет день — будет и пища. А если в походную кухню завтра шимоза попадёт или кашевара ранит шальной пулей?.. Тогда чем кормить будут?.. А солдатский сухарь — он всегда сухарь... Лишь бы не размок в карманах-то. А то опять с махоркой перемешается. Ешь потом не поймёшь что...

Засыпали стрелки прямо в окопах, укрывшись шинелями. Некоторые умудрялись прикрыть своё «ложе» пучками травы, сорванной за бруствером. С винтовками не расставались, прижимая их к себе, как «родимых».

Бодрствовали в ночи только «секреты» и часовые: им спать не полагалось — можно было накликать большой беды на себя и на спящих товарищей. Так для 18-го стрелкового полка закончился ещё один день войны в Маньчжурии.

Уже в темноте, при слабом свете пламени свечного огарка, бережно хранимого вестовым, полковник Юденич написал донесение в штаб дивизии. Указал, сколько атак отбито, сколько убитых и раненых. Офицеров указал поимённо, особо отметил отличившихся командиров и нижних чинов. Закончил донесение пожеланием доставить в полк винтовочных патронов — за день расстреляли чуть ли не половину из имевшихся припасов.

Донесение было отправлено вместе с пленными, которых накормили солдатским обедом — что было для японцев немалым удивлением. Они видели, что среди русских злобы к ним никто не питал, фельдшер одного из батальонов даже сделал перевязки. Никто не тронул и их солдатских ранцев с личным имуществом и пакетиками порционного риса.

Под утро из штаба дивизии прискакал казак-конвоец с короткой запиской от полковника Циховского с приказанием оставить занимаемые у Янсынтуня позиции. Куда отступать — не говорилось. Юденич спросил:

— Что нам, только одним отступать? А дивизия как?

— Ваше благородие, штаб дивизии уже грузится на поправки. Полковник Циховский матерится на чём свет стоит. Прямо зверь — лучше к нему не подходи.

— Что известно о порядке отхода полков?

— Вам последним отходить приказано — прикрывать другие полки будете.

— В другие полки, соседям послали приказ об отходе?

— Точно так. По конному казаку в каждый.

— Хорошо, передай начальнику дивизии, что через час Доходим от Янсынтуня. Как только отправим в тыл раненых и обоз...

Собранным срочно по команде офицерам Николай Николаевич старался не смотреть в глаза: было обидно, что вновь придётся отступить с позиции, которую вчера так стойко обороняли. Да ещё солдатским кладбищем в полсотню могил «обустроили».

— Получен приказ из дивизии. Нам велено отступить в её арьергарде на северо-восток, держась правого берега реки. Всё.

Капитаны и поручики, стоявшие полукругом вокруг полкового командира, после сказанного сразу пришли в движение. Со всех сторон понеслось: