Алексей Шишов - Унгерн. Демон монгольских степей

Предчувствие беды не покидало арестованного. У входа в юрту стоял адъютант генерала Резухина, капитан Веселовский. За поясом у него был револьвер без кобуры, в руке обнажённая шашка, которой он только что зарубил последнего из братьев Филипповых. Лужа крови ещё не впиталась в землю перед юртой.

В своих мемуарах Оссендовский так описывает первую встречу с «самим» бароном Унгерном:

«Не успел я переступить порог, как навстречу мне кинулась какая-то фигура в красном монгольском халате. Человек встряхнул мне руку нервным пожатием и так же быстро отскочил обратно, растянувшись на кровати у противоположной стены.

— Кто вы такой? — истерически крикнул он, впиваясь в меня глазами . — Тут всюду шныряют большевистские шпионы и агитаторы!»

Между тем Веселовский неслышно вошёл в юрту и остановился за спиной у Оссендовского. Шашку он по-прежнему держал в руке, не вкладывая её в ножны и ожидая, видимо, что с этим посетителем приказано будет поступить так же, как с предыдущим».

Но барон неожиданно сменил гнев на милость. По-видимому, жажда крови была уже утолена. Он, пристально смотря на стоявшего перед ним штатского человека, сказал:

— А вы, уважаемый профессор, не лишены самообладания. Похвально, весьма похвально. Откуда оно у вас, гражданского лица?

— Я с восемнадцатого года воюю с красными.

— Ас кем вы знакомы из вождей Белого Дела?

— Со многими. Например, с Сахатовым и Каппелем. Вмести отступали к Байкалу почти что от Табола.

— А жена моего начальника штаба дивизии полковника Ивановского вам случаем не родственница? Мне доложили, что ваша жена её сестра.

— Не родственница. Они просто носят одну и ту же фамилию.

— Вы действительно профессор?

— Да. Я могу подтвердить это документом о присвоении мне звания ординарного университетского профессора.

— В таком случае позвольте извиниться перед вами за столь нелюбезный приём. Капитан Веселовский, вы можете идти.

Адъютант генерала Резухина, всего с полчаса тому это назад по воле барона исполнивший обязанности палача, вложил шпагу в ножны и с поклоном вышел из юрты. Было слышно, как он отправил конвойных монголов Оссендовского обратно. Тот облегчённо вздохнул; смерть ему теперь не угрожала.

— Профессор. Хочу быть с вами откровенен. Я очень прошу вас до поры до времени остаться при мне.

— Зачем, господин генерал?

— Не скрою причины. Я столько лет вынужден был находиться вне культурного общества. Был всегда один на одни со своими мыслями.

— А ваши офицеры? Они же единомышленники?

— Что вы, профессор. Все они лихие рубаки, храбрецы. Но не из людей образованных, культурных. Вот в чём беда.

— Хорошо, я готов стать человеком, прикомандированным к вашему штабу, господин Унгерн.

— Вот и прекрасно. Тогда до встречи в Урге.

Цин-ван Унгерн оказал Оссендовскому после того, как «подарил» жизнь, ещё одну милость. Для дальнейшего путешествия к монгольской столице он отдал ему своего белого верблюда, незаменимого корабля степей и пустынь Халхи.

Улясутай, пожалуй, стал единственным местом в Халхе, где «противоречили» прибалтийскому барону с генерал-лейтенантскими погонами. Унгерну не пришлось посылать свои отряды в два западных аймака — Сайнноинханский и Цзасактуханский. Местные валы полностью одобряли войну за изгнание китайских войск из Монголии и полностью признавали над собой верховную власть Джебцзун-Дамбы-хутухты и командующего его армией в лице хана и цин-вана Унгерна.

Это было лишь ещё одним подтверждением того, что демон монгольских степей Унгерн фон Штернберг, имевший титулы барона, хана-чингисида и цин-вана Богдо-гэгена, чин семёновского генерал-лейтенанта, обладал диктаторскими возможностями. Чем, как не этим, можно, к примеру, объяснить одни из его приказов «по всей Халхе».

— Ни одного русского из Урги и Монголии в Маньчжурию, Харбин или к атаману Семёнову не отпускать. Пусть служат только в моей Азиатской конной дивизии...

Необъявленная война во Внешней Монголии вызвала в Пекине серьёзную тревогу и озабоченность. Все крупнейшие китайские газеты писали о каком-то белом русском генерале, который дал Халхе государственную независимость, короновал Живого Будду Богдо-гэгена и стал первым по значимости монгольским цин-ваном. И этот генерал всерьёз говорил о том, что он намерен восстановить ещё две династии: Романовых — в России, а Цинь — в Китайской республике.

Пекинское правительство Сюй Шучхена удивило и другое: посланная в Ургу 15-тысячная армия, хорошо вооружённая и обмундированная, понесла полный разгром. С карты Китая исчезла одна из её провинций. В газетах печатались самые нелестные отзывы о военном даровании известных в стране генералов Го Сундина и Чу Лицзяна, которые имели хороший послужной список. Правительству многое ставилось в укор, и прежде всего неспособность справиться с мятежниками в монгольских степях.

С лёгкой руки вездесущих журналистов по Пекину поползли назойливые, тревожные слухи. Они были сродни тем, которые витали во время японо-китайской войны, которая закончилась полным триумфом Страны восходящего солнца:

— Этот генерал Унгерн опасен Китаю. Он уже разгромил одну из наших республиканских армий...

— Он готовится вместе с конницей монголов Халхи перейти Великую Китайскую стену...

— Эти дикие всадники готовы обрушиться на нашу столицу, как воины Чингисхана...

— Цин-ван Унгерн хочет посадить нового императора в столице Срединного царства. Кого-то из оставшихся Циней?..

— Русский белый генерал угрожает все республики превратить в монархии...

— Он говорит, что такой подвиг в истории может совершить только конница сынов степей...

Прекратив преследование, Унгерн отвёл свои конные войска в Ургу. Присматривать за китайской границей на «Калганском фронте» он оставил несколько сотен монгольских цэриков под начальством князя Наин-вана. Не пошёл барон и на север далее реки Иро и Ибицыка. Он лишь заметил:

— Китайцы за лето соберутся с силами. Думаю, что они скоро начнут новый военный поход против Урги...

Однако Роман Фёдорович Унгерн-Штернберг ошибался. Больше воевать ему с китайцами не довелось. Да и те вскоре откажутся от желания вновь захватить столицу Внешней Монголии и удержать в «китайских рамках» Халху. На то у Пекина были достаточно веские причины, поскольку не только в нём задумывались и ад судьбой степной страны с её бесчисленными стадами и «срединным положением» на географической карте Азиатского материка. В 1921 году Москва озадачилась судьбой Монголии.

Революционное движение из России перекинулось не только на страны Европы (Германию, Венгрию, Словакию и ряд других стран), но и на государства Азии. Не могло оно пройти и мимо Монголии. В первых числах марта 1921 года на советской территории в городе Троицкосавске состоялся съезд революционно настроенных монголов. Они образовали Монгольскую народную партию (МНП), стоявшую на большевистских позициях. Её лидером стал Чойбалсан.13 марта было сформировано народное правительство во главе с Д. Бодо, которое распространило свою власть на ряд северных хошунов Халхи.