Алексей Шишов - Унгерн. Демон монгольских степей

Состоявшаяся в городе Тяньцзине правительственная конференция пришла к выводу, что «русский генерал Унгерн угрожает Пекину». Уж очень близко «подходили» к столице Китая конные войска монгольского цин-вана. Было принято удивительное для многих решение: генерал-инспектор Маньчжурии Чжан Цзолинь получал неограниченные, равные диктаторским, полномочия. И к этому ещё три миллиона долларов (огромную по тому времени сумму денег) для снаряжения военной экспедиции против Унгерна и Урги. Чжан Цзолинь получил от правительства титул «высокого комиссара по умиротворению Монголии».

Когда Унгерн фон Штернберг узнал об этом (правда, с большим опозданием), он прокомментировал решение официального Пекина так:

— Там политики сродни японцам. Те строят свои планы на мне и на этом маньчжурском генерале Чжан Цзолине, стремясь подружить нас. Неужели китайские министры не знают, что Чжан Цзолинь не будет воевать с белыми ни сегодня, ни завтра. У него забот со своими революционерами хватает...

Чжан Цзолинь уже был подлинным диктатором Маньчжурии, мало зависимым от пекинского правительства, обладавшим собственной армией. Но чтобы получить все без остатка три миллиона долларов в серебре, он двинул часть маньчжурских войск к Калгану. Получив такое известие, цин-ван Унгерн сказал Богдо-гэгену:

— Всё это пустое дело. Китайцы дальше Калгана в степь не пойдут. У генерала Чжан Цзолиня другие планы...

Действительно, военный поход в Халху в планах Чжан Цзолиня стоял, пожалуй, на самом последнем месте. Собственно говоря, на этом настаивали и японские советники маньчжурского правителя. Однако самовластному Унгерну с его диктаторскими замашками поведение японцев в той «пограничной» ситуации почему-то не понравилось. На сей счёт у него состоялся разговор с полковником Ивановским:

— Сколько на сегодня человек в японской сотне?

— Человек семьдесят. Может, даже меньше.

— Я удаляю японцев из своего конвоя. Приказываю японскую сотню Азиатской дивизии сегодня же расформировать.

— Что-то случилось, господин барон?

— Я разочарован в японских воинах.

— А как быть с расформированными? Ведь они в дивизии служат по найму. Мобилизованных почти нет.

— Раскидайте их по полкам и сотням. Распылите среди азиатов...

На «экспедиции против русского генерала Унгерна» по-восточному мудрый Чжан Цзолинь заработал не только три миллиона долларов от правительства, поступивших в его, почитай, личную казну. Маньчжурский диктатор умело провёл немалый сбор «добровольных» пожертвований от тех торговых фирм и крупных купцов, которые пострадали от необъявленной войны во Внешней Монголии и от погрома в Урге. Однако идти войной против Халхи Чжан Цзолинь не собирался. Лично ему она была вовсе не нужна. Он «кормился» одной Маньчжурией, не мечтая о власти в Пекине.

«Высокий комиссар по умиротворению Монголии» хотел видеть в белом генерале, ставшем фактическим хозяином Халхи, не врага, а союзника. Который мог бы прийти к нему на помощь в трудную минуту, поскольку подобных Чжан Цзолиней в Китае развелось много. Чуть ли не в каждой провинции сидел военный с генеральскими погонами, который, если хотел, мог не послушаться пекинского правительства даже в большом деле. О малых речь в республиканском Китае уже и не шла. Сепаратизм генералов в бывшей Циньской империи достиг к тому времени глобального размаха.

Чжан Цзолинь нашёл способ быстро связаться с Унгерном, чтобы узнать про его «завоевательные» планы. Доверенное лицо «высокого комиссара по умиротворению Монголии» полковник Лям Пань прибыл на железнодорожную станцию Маньчжурия в стан семёновских войск. Там он разыскал есаула Погодаева, унгерновского уполномоченного при атаманском штабе.

Через несколько дней полковник Лям Пань, даже не снимавший форму китайского военного, в сопровождении есаула Погодаева уже был в Урге. Барон, много слышавший о маньчжурском диктаторе, принял его посланца в тот же день. Беседа велась с глазу на глаз:

— Господин генерал. Я уполномочен моим господином Чжан Цзолинем провести с вами строго конфиденциальные переговоры.

— Я готов выслушать вас.

— Вы, конечно, знаете отношение к вам пекинского правительства?

— Да, мне оно известно.

— Чжан Цзолинь хотел бы получить откровенный ответ на самый главный вопрос к вам, господин цин-ван.

— Я готов ответить как солдат. Я рыцарь, а не восточный дипломат.

— Весьма признателен за такой ответ. Что бы вы ответили Чжан Цзолиню на предложение выйти со своим войском из Урги?

— Мой ответ однозначно отрицателен. Из Халхи я уходить не собираюсь.

— Так мудрый Чжан Цзолинь и ожидал. Благодарен вам за искренность.

— Но я могу сделать маньчжурскому губернатору взаимно выгодные предложения.

— Какие же?

— Я, барон Унгерн, цин-ван Богдо-хана, готов подчиниться Чжан Цзолиню. Но только при двух непременных условиях.

— Это очень интересно. Ваши условия?

— Во-первых, Богдо-гэген должен быть сохранен на монгольском престоле как монарх.

— А второе ваше условие?

— Чжан Цзолинь должен совместно со мной включиться в борьбу за восстановление Поднебесной империи.

— Вы считаете, господин генерал, что империю Цинь сегодня можно восстановить?

— Уверен в этом, полковник.

— Тогда позвольте спросить: на чём строится такая твёрдая убеждённость?

— На том, что последний император маньчжурской династии Пу И нашёл, как я думаю, надёжное убежище при: мукденском дворе вашего господина Чжан Цзолиня. Разве это не так?

— Так. Чжан Цзолинь старается не портить отношения с китайской знатью. В том числе и с теми людьми, в которых течёт кровь маньчжурской династии.

— Наследнику маньчжурского трона всего семнадцать лет. Он сегодня совершенно безвластная и не авторитетная фигура на политическом небосклоне Китая. Не так ли?

— Совершенно согласен с вами, господин генерал.

— Но сила Пу И в том, что у него нашёлся высокий покровитель в лице Чжан Цзолиня.

— Вы, господин цин-ван, прекрасно осведомлены о делах в Маньчжурии. Откуда у вас так много интересной и вполне достоверной информации, если можно о том спросить?

— Большого секрета нет. Военнопленные из пекинских офицеров.

— А как на ваши планы смотрит атаман Семёнов? Ведь ваша дивизия входит в состав его армии?

— Поправлю: согласно приказу атамана Семёнова моя Азиатская конная дивизия уже ему не подчиняется.

— Кому же тогда она подчиняется?

— Только лично мне, генерал-лейтенанту барону Унгерн фон Штернбергу. И больше никому.

— А вы тогда кому подчиняетесь?

— Я цин-ван Богдо-гэгена.

— Что мне можно ещё передать моему почитаемому начальнику Чжан Цзолиню?