Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Помогите камень отодвинуть, только тихо, – прошептал пастух.

Втроём они сместили увесистый камень и ползком по очереди пролезли в образовавшуюся щель. С ещё большим трудом вернули камень на место и отошли, вернее, отползли на пару шагов, где уже смогли выпрямиться. Сюда почти не доносились звуки со двора. Пройдя на ощупь ещё несколько шагов, их провожатый остановился, пошарил рукой по стене, что-то достал из каменной ниши, потом послышались звуки кресала, брызнули искры, и через несколько попыток затеплился робкий язычок крохотного пламени. В нише оказалось несколько масляных светильников, один из которых зажёг провожатый. Освещая дорогу, повёл дальше по узкому, но высокому подземному ходу с ровными стенами. Вскоре ход резко расширился, и взору предстал большой плоский камень, похожий на стол, а у стен большие продолговатые камни, служившие лавками.

– Здесь переждём, – уже обычным голосом, не таясь, молвил Гроза.

– Так этот ход куда-то ведёт? Мы по нему можем вообще в другом месте выйти, и айда, ищи нас тайная стража! – присвистнул Ерофеич, с удивлением оглядываясь по сторонам.

– Вёл, но теперь там, где был выход к морю, скала рухнула и так завалило, что и за десять лет не откопаешь.

– А если греки прознают, куда мы делись, как тогда?

– Тогда тут их и встретим, – враз оценил обстановку Скоморох. – Мы трое тут можем оборону держать, а греки только по одному, и то в узком ходе мечом не помашешь. А мы кинжалом и ножами орудовать свободно будем, не взять им нас тут.

– Греки не прознают, – успокоил гостей Гроза, – потому что ни Полидорус, ни хозяин-патрикий про сей ход не ведают. Я его сам нашёл. У нас вся Таврика изрезана тайными ходами.

Они долго сидели, глядя на робкий огонёк масляного светильника. Тишина только изредка нарушалась звуком падающих капель воды, просачивающихся через известняк где-то в подземелье.

– Вот мы с Ерофеичем не женатые, а ты, Гроза? – спросил Скоморох, которому по натуре его сидеть без дела или хотя бы разговора было невмоготу. – Не бросятся тебя искать твои домашние?

– Не бросятся. Невесту мою и брата младшего хазары много лет назад в полон забрали, и где они теперь, неведомо, – хриплым голосом, то ли от сырого воздуха, то ли от тяжких воспоминаний, молвил работник Полидоруса.

– Мой отец тоже в хазарском полоне побывал, если бы не твой хозяин, Гроза, может, и меня бы не было… – негромко молвил юный изведыватель.

Снова наступило долгое молчание.

– А я всё-таки изловил того хазарина, что мою Звениславу в полон взял, – снова подал голос Гроза. – Не сразу, а лет через пять после того, как был набег на наше селение. Я ведь после того ушёл в горы, обитал в пещерах, на хазар охотился, мстил. Мечтал найти тех, что невесту мою и брата младшего похитили, и покарать их страшно, мыслил, коль встречу, так на части изрублю. А вышло всё по-другому.

– Пожалел, что ли? – спросил недоверчиво Ерофеич.

– Как сказать. Подстерёг я небольшой отряд, когда они через ущелье шли. У меня всё давно готово было, только замешкался, – сук под приготовленными для завала камнями заклинило, и, я пока справился, почти весь отряд прошёл. Гляжу, трое последних спешились, чтоб через камни коней провести. Одного я стрелой снял, второй ушёл, а под третьим я коня ранил. Увидел хазарин, что не уйти ему, и полез по камням наверх, да сорвался и хребет повредил. Подошёл я к нему, он зенками вертит, ножом машет, не поймёт, отчего это ноги не идут. Я сел поодаль, и начали мы разговор. Я что-то по-хазарски разумел, он по-русски кой-чего мог, вот так и выяснилось, что это как раз он мою невесту похитил. Обережник её именной снял, только не помог он ему. Поняв, что уже не жилец, ничего не таил хазарин, поведал, как продал за хорошие для него деньги, но сущие гроши для купца, ту самую девицу, которую добыл в набеге.

Потом он сам себя кинжалом порешил, а я сижу, и никакой радости от того, что месть свершилась, не чувствую, пусто на душе и стыло, будто от холодного ветра.

Долго сидел я над тем воем хазарским и решил достать старого торговца человеками, по чьей мерзкой страсти к наживе стали рабами мои сородичи и ещё много разного люда, – продолжил свой рассказ Гроза. – Нашёл-таки его жилище в Кафе и готов был исполнить задуманное, не жалея ни мгновения своей теперь уже казавшейся никчёмной жизни. Однако опоздал: охоронец, которого я кулаком ошеломил и крепко связал ночью, пробравшись в дом жидовина, поведал, что старый купец утонул в одном из морских походов за дешёвыми рабами, спасая свои деньги во время бури. Торговец успел достать свой сафьяновый кошель с дирхемами и выбежал наверх, но следующий вал отбросил, как щепку, спасительную лодку с охоронцами и могучей дланью швырнул тонущий корабль вместе с торговцем в верчение пенных волн и злого ветра. С того мгновения жизнь потеряла для меня смысл и я готов был умереть.

– Отчего же ты домой не возвернулся, к родным, ведь сколько лет прошло? – спросил Скоморох.

– Пустой я стал внутри, совсем пустой, как бывает орех волошский, зачем же сродникам ту пустоту нести… Да и жёны меня не зря сторонятся, всем в тягость человек, от которого холодом веет. Да и ещё одно меня удерживало… – Пастух помедлил с ответом. – Христиане они теперь, хоть и не по доброй воле, да дело сделано. Нет более Дуба, что род наш с Небом соединял, теперь я другой, и они…

Повисло тяжкое, как глыбы земли над ними, молчание.

– А к Полидорусу-то как попал? – снова спросил помощник купца Молчана.

– Смутно помню, как оказался в Херсонесе в ряду, где торговали овцами. Там меня и заприметил Ермолай, которого управляющий климатом патрикия отправил продать овец. Ермолай хитёр, но в овцах не особо разбирается, вижу я это, животных жаль стало, и давай подсказывать ему, что и как лепше сделать.

– Ты кто такой, видно, что в пастушьем деле толк знаешь? – осведомился работник.

– Пастух, – кратко ему отвечаю, а самому и говорить-то не хочется. В общем, привёз он меня к Полидорусу, тому во как пастух добрый нужен был, – провёл Гроза дланью по горлу. – Жил я как трава или дерево, хотя Полидорус, правду сказать, относился ко мне по-человечески. – Он вдруг замолчал, покаянно опустив голову. – Это, выходит, я, братья, виноват, что вы чуть жизни не лишились, – молвил пастух.

– Ты? – одновременно выдохнули изумлённые изведыватели.

– Да, мне ночью Ермолай, тот, который нас вчера у ворот встречал, предложил хорошо заработать, потому что боялся один в ночь ехать в Херсонес, мол, срочно надо, брат захворал. Я послал его подальше, чтобы он не мешал мне спать. Уснул сразу как убитый и не успел сообразить, что Ермолай задумал что-то недоброе. А он, вишь, не к хворому брату поехал, а помчался с доносом на Полидоруса, что тот приютил лазутчиков киевских и поведал им секреты Империи. Между мной и Ермолаем давно кошка пробежала, он хитрый, жадный, всё хочет перед патрикием выслужиться за счёт подставы других, всё пытался и меня в свои дела вплести, как лозу в корзину. Но я не думал, что он на Полидоруса доносить станет, хотя у таких людей ни честь ни совесть даже не ночевала.