Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Эх, много ковать ему нужно, чтобы приданое наковать! – со смехом воскликнул шустрый Скоморох. – У них с Серпике всё девчата рождались, знакомец из Приладожья, которого я как-то в Киеве встретил, рёк, что у Силы уже пятеро дочек на то время было!

– Э, – махнул рукой Ерофей-старший, – так он уже, наверное, давно внучкам приданое куёт!

Изведыватели дружно заулыбались.

– Что ж, – молвил князь, – как говорится, податливого ему железа да добрых скреп. А нам надобно решить, как к лукавой и скользкой, что рыба угорь, Визанщине подобраться. Мысль твоя, Скоморох, как всегда, здравая, потому отправим купца с работниками и охраной малой в Таврику.

Быстрый изведыватель засиял довольно, а потом напыжился, напустив на себя деланной важности, и с расстановкой молвил:

– Наконец-то и я до купца дослужился, а кто в работниках у меня будет, ты, Молчун?

Ольг чуть улыбнулся.

– На купца, брат Скоморох, ты ростом не вышел, он представительней должен выглядеть, потому купцом на сей раз Молчуну быть, а ты ему надёжная опора и помощь во всех торговых и прочих делах.

– Да что ж такое, – шутливо возмутился Скоморох, – я снова в работниках, когда уже до купца дослужусь, вот беда: сума что дыра, что положишь – не возьмёшь! Ну, хоть Ерофеича мне в помощники дайте, что ли, страсть как покомандовать хочется, а некем!

– Риск велик в таком походе, молод ещё Ерофеич, – молвил князь, но в голосе его чуткие изведыватели уловили лёгкое сомнение.

– Княже, – вставая, молвил Ерофей-старший, – дозволь сыну в сей поход с нами отправиться, ему испытание воинское пройти надо, вот пусть и будет проверен в деле. – Ерофей приложил к сердцу десницу и поклонился в знак особой просьбы.

Князь задумался, переводя взгляд с одного на другого из своих сподвижников, потом, что-то решив про себя, молвил:

– Ну, брат Скоморох, ты нынче не простым работником отправишься, а старшим, сам Ерофей Ерофеич у тебя в помощниках будет! – заключил в тон весёлому изведывателю Ольг. – А ты, Ерофей, старшим охоронцем пойдёшь. Подбери себе, кроме наших воев, ещё кого, чтоб дорогу знали, опять же с порядками на торжищах греческих знакомы были. Сегодня думайте, решайте, что и как лепше сделать, а завтра уже подготовкой к походу займитесь.

Тщательно готовился к отплытию небольшой караван. На торжище и в княжеской кладовой выбирал купец Молчун – так его назвали для посторонних на время похода – меха для торга, в которых был добрым знатоком, как и большинство выходцев из полночных земель. А также воск, верви прочные да кожи выделанные. Одетые в простую одёжку Скоморох и Ерофей Ерофеич помогали ему, перетаскивая в свою камору товар, а когда выдавалась свободная минута, шли на торжище и за небольшую плату помогали греческим купцам, запоминая их имена, повадки, откуда пришли в Киев. Оставаясь наедине, старались говорить только греческой речью. Ерофей-старший был занят охоронцами-проводниками, долго присматриваясь к каждому, кого наметил взять с собой.

– Послушай, купец, – возмущённо подступил к Молчуну хозяин, – чего это твой работник мне судно портит? – Коренастый круглолицый лодейщик с обозначившейся лысиной сердито вертел короткой шеей и пыхтел, будто закипающий на огне котелок.

– Кто ж это из наших работников твою скорлупу от прошлогоднего ореха испортил? – с лукавинкой спросил вдруг как из-под земли объявившийся Скоморох.

– Скорлупу? – ещё более взвился лодейщик, глядя то на молчаливого купца, то на его говорливого помощника. – А коли моя лодья скорлупа от прошлогоднего ореха, то чего же ты тогда этой скорлупе товар-то свой доверил, старый плут?

– А оттого, брат Стародым, что лепшего, чем ты, лодейщика не сыскать во всём Киеве, и человек опять же ты добрый и покладистый, с тобой в походе быть что мёд хмельной пить: и вкусно, и блажь по телу разливается! – воскликнул вёрткий помощник купца и расхохотался, незаметно подмигнув Молчану, таким приёмом враз «разрядив» сердитого лодейщика и заставив его растерянно моргать некоторое время.

– Дак, это… вы насмехаетесь надо мной или как?

– Как это насмехаемся, а разве не ты рёк мне, когда по рукам били, что товар свой я лепшему в Киеве лодейщику доверяю, а? – вступил в спор Молчан.

– Ну да, рёк, было дело, – совсем растерялся Стародым. Потом тряхнул головой и снова взялся за своё, но уже не так яро. – Ух, умеете вы, хитрые купцы, голову заморочить. Я ж тебе, Молчан, о чём говорил, что юный твой работник мне судно попортил.

– Ерофеич, что ли? Да быть того не может, а ну, показывай, какого урону он тебе причинил.

Они прошли с рассерженным лодейщиком к мачте.

– Вот, гляди, – Стародым ткнул коротким пальцем в древесину, – видал, как мачту-то мне расковырял твой работник, заладился в неё ножом швырять.

Купец внимательно оглядел повреждения и спокойно молвил:

– Неправда твоя, брат, тут не более одного следа от ножа моего отрока, а чьи остальные, не ведаю, это ты уж сам ищи.

– Как так? – озадаченно глянул на купца лодейщик.

– А так, вот этот след от ножа моего Ерофеича, а остальные не его, точно.

– Отчего так решил? – нахмурил брови лодейщик.

– Оттого, что остальные следы другого ножа, не совсем умелой рукой пущенного, лезвие то выше входило, то ниже, то чуть сбоку, а мой малой умеет с ножом обращаться, у него лезвие завсегда прямо входит, как вбитый добрым мастером гвоздь в дерево.

– Эге, расхвалил своего работника, – стал незаметно для себя раззадориваться лодейщик, – нагородил с три короба одной мякины! А ну-ка, пусть покажет, так ли он ловок с ножом управляться, как ты, хитрый налим, нам тут плещешь.

– Стародым, ну тебе же купец речёт, что умеет его работник с ножом обращаться, чего не веришь человеку с сединой в волосах? – При этом Скоморох снова подмигнул сотоварищу, мол, подыграй.

– Ты за хозяина своего не заступайся, я с ним, а не с тобой разговоры разговариваю, коль молвил слово, то пусть и докажет на деле.

Молчан поупирался ещё немного для того, чтобы ещё более «разгорячить» лодейщика, уже позабывшего, что вначале разговор зашёл о порче его судна. Наконец кликнули Ерофеича, который уже давно прислушивался к спору. Он, как и его отец, сразу душой прикипев к Скомороху и Молчану, как бы впитал в себя их способности, а потому мог быть как молчаливым и рассудительным, так и балагуром-острословом, у которого шутки да прибаутки сами собой с языка слетают, что стрижи с крутого речного берега.

Пока шёл спор, Скоморох что-то шепнул ему на ухо и тут же отошёл в сторону, удобно расположившись на тюках с товаром. Подошли ещё лодейщики и охоронцы. Лодьи после преодоления порогов уже бежали по вольной широкой воде, потому никто, кроме смотрящего на носу и кормщика, работой занят особо не был. Изведыватели уловили миг, когда метательный нож перекочевал из потайного пояса под рубахой в рукав отрока, для остальных это движение осталось незамеченным. Купец Молчан и лодейщик Стародым ударили по рукам на полдирхема, что с семи шагов Ерошка-младший попадёт ножом в небольшой кусок бересты, приколотый к мачте. Юный работник купца окинул быстрым взором собравшихся и без всяких приготовлений вдруг прогнулся гибким станом, словно по нему внутри быстро прокатилась волна, закончившаяся в пальцах десной руки, из которой, будто явившись из воздуха, вылетел клинок. Стародым ещё не успел опустить руку после того, как приколол сапожным шилом бересту к мачте, как метательный клинок юного работника с хищным звуком вонзился в дерево, накрепко пригвоздив бересту. Лодейщик побледнел челом, со страхом поглядел на свою руку и вдруг, разразившись криками и руганью, под взрыв дружного смеха помчался вдогонку за младшим Ерошкой.