Леонид Ефанов - Покорение Крыма

Январь — февраль 1110 г.

В середине января Попов, Матвеев, Келеверда и Григорьев пробрались заснеженными польскими землями к Днестру, осторожно перешли скованную ледяным панцирем реку и направились в село Оргей, где у Григорьева проживал приятель. От него агенты узнали неожиданную новость: раздражённый прошлогодними неудачами Девлет-Гирея, султан Мустафа лишил хана власти, а на престол возвёл Каплан-Гирея. Кал гой стал Целям-Гирей-султан.

— И в Крым вам ехать без надобности, — сказал приятель, выскребая со дна миски остатки холодной каши. Облизнув ложку, он кинул её на стол, отёр ладонью висячие усы и, сунув в щербатый рот чёрную корочку хлеба, добавил невнятно: — Все знатные крымцы в Каушаны прибыли... Новому хану присягать будут...

Задуманный Веселицким план действий враз стал бесполезным. Посовещавшись, агенты решили, что ехать всем в Каушаны опасно, ибо в маленьком городке их появление не останется незамеченным.

— Я один пойду, — сказал Келеверда. — И ваши письма возьму... А покамест меня не будет — вы в Бендеры наведайтесь, разведайте турок.

Утром Келеверда покинул Оргей, за несколько дней — через Кишинёв — добрался до Каушан, подселился к знакомым, от которых узнал, в каких домах остановились нужные ему крымцы.

Всё произошло так, как предсказывал Веселицкий. Ширинский Джелал-бей — с него Келеверда решил начать вручение писем — поинтересовался, кем он послан.

Келеверда ответил нужными словами.

— Ты сказал, что вас трое. Где ж остальные? — спросил бей, ощупывая агента настороженными глазами.

— Занемогли от стужи, — не моргнув, соврал Келеверда. — Отлёживаются... А письма свои мне отдали.

— Покажи!

Келеверда вынул из кармана два письма, но в руки бею не отдал — показал издали.

— Якши, — дрогнул седой бородой Джелал-бей. — Иди к калге и кадиаскеру... Потом вернёшься и расскажешь мне, как они приняли письма.

— А твоё слово какое будет?

— Не торопись... Вернёшься — узнаешь.

Келеверда ушёл.

У других адресатов повторилось то же самое: спросили, откуда прибыл, кто вручил письма. Но от прямых ответов и калга, и кадиаскер уклонились.

— Скажешь своему начальнику, что калга-султан должен подумать, — изрёк Ислям-Гирей, отдавая письмо.

Келеверда вернулся к Джелал-бею, поведал о состоявшихся встречах.

Тот подумал минуту-другую, потом строго проговорил:

— Если тебе дорога жизнь — забудь о том, что был у меня. А паше своему передай, что ответа не будет.

Возвратившись в Оргей, Келеверда рассказал обо всём агентам и велел собираться в дорогу:

— Мы службу исполнили. А что крымцы не захотели ответить — нашей вины в том нет...

Бастевик с Илиасом покинули Киев 3 января. Через Елизаветинскую провинцию они за две недели добрались до Ясс, а там узнали, что Едисанская орда, поссорившись с буджаками, перешла на другой берег Днестра и расположилась в очаковской степи между Днестром, Бугом и Днепром...

После отхода турок к Дунаю участвовавшие в боях под Хотином и в Молдавии едисанцы, опасаясь мести наступавших российских войск, попросили Девлет-Гирея переправить их имущество, стада и семьи к расположенному в устье Днестра Аккерману. Но там в это время зимовала Буджакская орда, которая решительно воспротивилась такому передвижению, ссылаясь на то, что им и свой скот прокормить трудно. Хан был вынужден отказать едисанцам, а те, ожесточившись, ушли за Днестр.

...Бастевик, как велел Веселицкий, остался в Яссах, а Илиасу пришлось возвращаться за Днестр. Но его искания окончились весьма быстро: за Дубоссарами на него наехали отпущенные из русского плена буджаки, связали и повезли в Каушаны к Каплан-Гирею.

Новый хан появился в Каушанах 2 февраля. Здесь его ждали более трёхсот знатных мурз всех четырёх ногайских орд. Презрительно оглядев склонённые головы ногайцев, хан зло воскликнул:

— Великий султан проклял вас за трусость, показанную в сражениях с гяурами! Но он милостиво даёт вам возможность искупить вину перед Аллахом... Собирайте воинов! И пусть они очистят молдавские земли от солдат Румян-паши.

Неожиданно для хана мурзы воспротивились султанской воле.

— Мы уже в пятый раз меняем свои жилища! — выкрикнул едисанский Ислям-мурза.

— Мы истомлены и не имеем сил противостоять русским! — поддержал его едичкульский Саин-мурза.

Одобряя слова соплеменников, мурзы возбуждённо зашумели.

Взбешённый открытым неповиновением, Каплан-Гирей запальчиво кричал на ногайцев, грозил наказать непокорных.

Но мурзы твёрдо стояли на своём:

— Если турецкие войска не поддержат нас — мы сами на русских не пойдём!..

Брошенные турками, едисанцы в январе отправили султану и новому великому везиру Халил-бею письма, в которых просили защищения от русских армий и предупреждали, что иначе «принуждены будем изыскать более удобный способ к свободному проживанию на своих землях, предавшись России, за что Порта и везир будут отвечать перед Аллахом...». Упрёки Каплан-Гирея свидетельствовали о нежелании Порты внять просьбам ногайцев.

...Строптивость мурз была слишком очевидна и опасна, чтобы хан, стремившийся с первых дней показать себя сильным властелином, оставил её без последствий.

— Я заставлю вас исполнить волю султана! — вскричал он, взмахом руки подозвал турецких стражников и наугад ткнул пальцем в толпу.

Турки схватили нескольких мурз, тут же публично высекли плетьми, а двоих, особенно рьяно сопротивлявшихся бесчестью, повесили на ближних деревьях. Остальные мурзы не стали ждать наказания — вскочили на лошадей и ускакали в свои кочевья...

Пленённому Илиасу крепко повезло, что буджаки прибыли в Каушаны спустя два дня после казни. Иначе под горячую руку он тоже угодил бы на виселицу. Перепуганный едисанец передал хану все имевшиеся у него письма и, валяясь в ногах, молил о пощаде:

— Я никому их не показывал... Их никто не видел, кроме вашей светлости.

Каплан презрительно пнул его ногой, велел убираться прочь.

Благодаря хана за милость, Илиас на коленях выполз за дверь, выбежал из дворца, юрко прыгнул в седло и погнал коня подальше от Каушан.

В Яссах он сбивчиво рассказал Бастевику о своих злоключениях, воздал хвалу Аллаху, сохранившему ему жизнь, и замолк, ожидая сочувствия.

Майор, нахмурившись, долго набивал трубку тёмным кнастером, раскурил её от свечи, потом проговорил:

— Ты, видимо, забыл о братьях, что в нашем плену томятся... Мне нет заботы, что буджаки тебя повязали и к хану привели. Изволь отправляться в орду!.. И пока письма не передашь — не возвращайся!

Илиас враз поскучнел лицом, угодливо согнувшись, попятился к выходу, сжимая в руке заготовленные впрок копии.