Павел Басинский - Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Lencelet! Какое красивое имя! Оно все состоит из мелких ласкающих звуков, самое красивое из всего списка (других интернов. — П. Б. )… все остальные звучат как-то грубо в сравнении с ним. В самом деле: Pécharmant… Carrignes, или еще лучше: Bisch… даже смешно стало…

Вторая причина, по которой уничтожают письма, — это когда желают скрыть их содержание. Но Лиза не только не скрывает его, а, напротив, делает содержанием романа.

Бывает еще, что письма уничтожают из-за отчаяния, от озлобления на своего корреспондента. Но это не тот случай. И после того как Ленселе объяснил Лизе “истинную” роль женщины, она не перестала его любить. Напротив, любовь к нему превратилась в безумную страсть.

Вот и здесь какая-то загадка.

Наконец, Лиза отправляется к нему в клинику после письма, которое приносит от Ленселе первый в ее жизни паж Геррманнсен. Паж необходим для “куртуазного” романа. Прекрасная Дама не может быть без верного и, разумеется, безнадежно влюбленного в нее мальчика. Разница в том, что это Дама через пажа должна передавать своему Рыцарю записки о месте и времени встречи. Так уж положено. А здесь влюбленный мальчик достает из кармана сюртука “вчетверо сложенный желтый листок, на котором было напечатано «Бесплатные консультации» ” (курсив Дьяконовой. — П. Б. ). И там “наскоро, его (Ленселе. — П. Б. ) рукой были написаны две строчки: «Приходите сегодня вечером, после обеда. С уважением, Ленселе…»”

Обидно, верно? Хорошо хоть “с уважением”!

И еще она не оценила слов: “после обеда”. Для русских “после обеда” означает просто во второй половине дня. Она и помчалась к нему во второй половине дня, но как можно раньше.

Ради этой поездки Дьяконова решила забыть о своем решении об отказе от “буржуазного существования”, которое приняла в Москве. Она одевалась к встрече с Ленселе особенно тщательно и торжественно.

Наступающее лето заставило расстаться с траурным платьем (в честь смерти бабушки. — П. Б. ), и вместо черного корсажа я купила несколько белых. Большая белая шляпа à la Bergère [46] В стиле героинь картин Эдуарда Мане. … Впервые в жизни я одевалась с удовольствием: зеркало отражало прелестную молодую женщину, которая счастливо улыбалась мне.

Лизе казалось, что “электрический трамвай идет медленно… и еще пришлось ждать бесконечные десять минут у вокзала Монпарнас, так как трамвай оказался переполненным…”

Но вот она, наконец, и в Бусико. В новой клинике, где теперь работает возлюбленный. Ее встречает консьерж…

— К кому вы, мадемуазель?

— К мсье Ленселе.

— Первый этаж, направо.

Если бы это происходило не в клинике, а в какой-нибудь московской гостинице, ситуация выглядела бы, мягко говоря, щепетильной. Так Прекрасные Дамы не приходят к своим Рыцарям. Так ходят к мужчинам совсем другие дамы…

Но и это было еще не все. Лизе предстояло испить чашу унижения до дна. Ведь Ленселе ясным языком написал: “после обеда”. А для француза обед — это святое !

Обед истинный француз не отменит даже ради внеурочного прихода дамы. Это ее проблемы.

Дверь соседней комнаты отворилась, и вышел Ленселе.

— Здравствуйте, мадемуазель… прошу подождать меня в моей комнате. Мы сейчас обедаем.

Обед был долгий. Лиза успела и всю его комнату рассмотреть, и все его книги, просто как Татьяна в доме Онегина. Она даже случайно обнаружила среди бумаг письмо от какой-то женщины, но, конечно, не стала его читать, заметив только слова: “ ненадолго отлучилась ”. И поняла, что это “должно быть извинение, что не застал ее дома”. Потом он вернулся и рассказал ей, что он, как истинный француз, думает о положении женщины в обществе. Она должна быть рабой мужчины. Кажется, все было ясно.

Но нет — далеко не все…

Это была пятая встреча Дьяконовой с Ленселе. И самая неудачная! Ее кумир оказался обычным французом, для которого обед важнее больной женщины, возможно, особенно страдающей в этот момент. Ее бог оказался еще и типичным мужчиной -французом, который убежден, что женщина после замужества должна лишиться всех прав (даже на личную собственность) и служить мужу рабыней. Такого отношения к женщине не знали даже в России!

И Лиза все это ему высказала. Во время их разговора он говорил ей еще какие-то “правильные” слова о том, что нужно “творить добро”. То же самое ей когда-то твердил профессор Введенский. Бесчувственность Введенского Лизу тогда покоробила. Она ведь ждала от него чего-то другого. Посмотрите на меня!

Казалось бы, именно этот, пятый, визит к Ленселе должен был расставить все точки над i.

Ничего подобного…

Именно в этот момент Дьяконова сама впервые посмотрела на своего доктора глазами уже несомненно влюбленной девушки. Впервые Лиза подняла на него взгляд. И увидела, как он прекрасен! “Он говорил, а я смотрела на него. Свет лампы ярко освещал его голову. Тонкие, правильные черты лица. Темные, изящные брови казались почти черными, и голубые глаза с длинными пушистыми ресницами смотрели серьезно и внимательно сквозь стекла пенсне. Черная бархатная шапочка интерна очень шла к нему. Это была красивая, изящная голова, какой я еще никогда не видала”.

Что же случилось? Первое объяснение, которое здесь напрашивается, исчерпывается русской пословицей “любовь зла, полюбишь и козла”. Тем более что “козел” был такой красивый, “с длинными пушистыми ресницами”. (Только почему она раньше их не заметила?) Ну, просто влюбилась. Пришло ее время.

И мы бы охотно согласились с этим объяснением, если бы не читали ранний дневник Дьяконовой.

Да собственно, почему только ранний? “Дневник русской женщины” не в меньшей степени изобилует меткими, точными наблюдениями над людьми.

Вот, например: “Я начинаю приходить к убеждению, что никакая проповедь любви не в силах изменить природы человека. Если он рожден добрым, обладает от природы чутким сердцем — он будет разливать кругом себя «свет добра» бессознательно, независимо от своего мировоззрения. Если же нет этого природного дара — напрасно все. Можно быть толстовцем, духобором, штундистом [47] Духоборы и штундисты — религиозные секты в дореволюционной России. , можно проповедовать какие угодно реформаторские религиозные идеи и… остаться в сущности человеком весьма посредственного сердца. Потому что как есть великие, средние и малые умы — так же и сердца…”

Какие умные, глубокие мысли!

В Париже в Дьяконовой просыпается настоящий талант писателя и публициста. Опубликованная уже после ее смерти статья “О женском вопросе”, где она яростно спорит не с кем-нибудь, а с самим Толстым, который, по ее мнению, неправильно понимает роль женщины в обществе, — написана в начале 1902 года. Написана она пером опытного журналиста. Весной того же года рассказ Дьяконовой “Под душистою ветвью сирени”, переведенный на французский, получит второй приз на конкурсе, устроенном Парижским обществом студенток. И это — сильный рассказ. Это — настоящая русская проза .