Всеволод Соловьев - Злые вихри [Старая орфография]

-- Баринъ дома?-- строго спросилъ знакомый голосъ.

«Дятелъ» отскочилъ отъ двери и совсѣмъ растерялся.

Но Лидія Андреевна, не дожидаясь его отвѣта и не глядя на него, вошла въ переднюю, а оттуда, не снимая пальто, въ «музыкальную» комнату.

Аникѣевъ вздрогнулъ и остался на тубаретѣ возлѣ піанино.

-- Здравствуйте, Михаилъ Александровичъ,-- развязано сказала Лидія Андреевна, подходя къ нему, но не протянула руки.

Онъ тоже не протянулъ ей руку и ждалъ.

-- Я по очень серьезному дѣлу,-- говорила она:-- относительно продажи Снѣжкова... Я долго васъ не задержу...

Онъ молчалъ.

Тогда она подошла къ двери передней, заперла ее, разстегнула свое пальто и подсѣла къ столу.

-- Этотъ вашъ Платонъ всегда подслушиваетъ,-- объяснила она.-- Ну, да, впрочемъ, ничего тайнаго нѣтъ. У меня былъ Nicolas.

Она разсказала Аникѣеву все уже ему извѣстное, только, разумѣется, умолчавъ о предложенныхъ ей пяти тысячахъ.

Онъ продолжалъ молчать и не глядѣлъ на нее.

-- Вы понимаете,-- говорила она:-- я не стала бы во все это вмѣшиваться, не стала бы утруждать васъ своимъ появленіемъ: не знаю, кому изъ насъ это тяжелѣе, но, вѣдь, тутъ дѣло въ Сонѣ, въ ея будущности...

Аникѣевъ всталъ и пошелъ къ своей спальнѣ съ цѣлью запереться тамъ. Это появленіе, этотъ разговоръ были слишкомъ для него невыносимы. Но Лидію Андреевну, когда она находилась въ такомъ рѣшительномъ настроеніи духа, трудно было смутить. Она раньше него была у двери спальни и ее заперла,

-- Да, запереть дверь все же не мѣшаетъ,-- проговорила она.-- Михаилъ Александровичъ, ради Бога будьте благоразумны... Вѣдь, не звѣрь же вы въ самомъ дѣлѣ!.. есть же у васъ какое-нибудь чувство... должны же вы понимать, что при такомъ дѣлѣ, какъ продажа Снѣжкова, я имѣю право говорить съ вами объ интересахъ Сони...

Аникѣевъ не выдержалъ.

-- Гдѣ она?! Какъ вы смѣете скрывать ее отъ меня?! Какъ вы не понимаете, что такъ поступать невозможно?!-- крикнулъ онъ, чувствуя, что вся кровь приливаетъ ему въ голову.

-- Ради Бога не волнуйтесь!-- мягко произнесла Лидія Андреевна.-- Кто виноватъ, что между нами борьба, что мы враги?.. Каждый изъ насъ борется своимъ оружіемъ. Вы всегда ко мнѣ слишкомъ несправедливы; при такихъ отношеніяхъ я не могу допустить, чтобы вы видались съ Соней... Я не могу... я сказала вамъ это разъ навсегда... и всѣ порядочные люди на моей сторонѣ! Можетъ быть, мнѣ самой тяжело лишать васъ свиданій съ дочерью... Да, вотъ вы, конечно, мнѣ не повѣрите, но мнѣ тяжело это, мнѣ жаль васъ... Если бы не было во мнѣ этого чувства, такъ я давно рѣшилась бы на многое... и вотъ никакъ не могу рѣшиться... Михаилъ Александровичъ, придите въ себя, очнитесь, не будьте звѣремъ... умоляю васъ... Господи!..

Она схватилась руками за голову и, неожиданно для себя самой, зарыдала, почти падая въ кресло.

-- Что я за несчастная!.. Что мнѣ дѣлать?!-- стонала она.

Слезы такъ и лились изъ глазъ ея, и сама она становилась неузнаваемой, дѣйствительно жалкой. Аникѣевъ противъ воли глядѣлъ на нее и противъ воли начиналъ видѣть въ ней ту далекую, прежнюю Лидію, ту избалованную, капризную дѣвочку, которая когда-то глядѣла ему въ глаза влюбленными глазами и шептала.

«Если ты не можешь жениться на мнѣ, такъ и не надо!... Позволь мнѣ только возлѣ тебя... быть твоей служанкой!..»

Откуда взялись эти воспоминанія? Откуда взялись они теперь, когда эта женщина провела его черезъ всѣ муки, когда онъ гналъ отъ себя всякую мысль о ней, потому что при такой мысли въ немъ поднималась ненависть, злоба, отвращеніе?..

Но, вѣдь, вотъ, во всѣ эти мучительные годы, послѣ того далекаго времени, никогда, ни разу, ни въ какія самыя тяжелыя и ужасныя минуты ихъ совмѣстной жизни не было у нея этого прежняго лица! И, вѣдь, это то самое жалкое, несчастное лицо, выраженія котораго онъ никакъ не могъ вынести, изъ-за котораго онъ погубилъ себя... Это лицо не лжетъ, не притворяется. Она дѣйствительно несчастна...

И почемъ знать -- не встрѣться она съ нимъ, можетъ быть, она была бы и гораздо счастливѣе, и гораздо лучше. Куда уйти отъ такой мысли, когда она пришла?!

-- Боже мой, вѣдь, когда-то вы были добрымъ человѣкомъ!-- между тѣмъ, все продолжая плакать, прошеитала Лидія Андреевна.-- Неужели у васъ нѣтъ жалости?.. хоть на минуту пожалѣйте меня ради Сони... Я съ вами борюсь, да, иначе быть но можетъ... Но если бы вы знали, какъ я сама несчастна...

Онъ видѣлъ это, онъ это чувствовалъ. И въ немъ не было ужъ къ ней ни ненависти, ни злобы, ни отвращенія.

-- Перестань, Лидія,-- сказалъ онъ, самъ не замѣчая, что говоритъ ей «ты» и называетъ ее Лидіей:-- перестань, успокойся... Ну, если хочешь, поговоримъ...

Слезы Лидіи Андреевны остановились, и она взглянула на Аникѣева съ робкимъ удивленіемъ. Она ѣхала сюда, какъ ѣдутъ къ смертельному врагу, во всеоружіи своей мести, ненависти и злорадства. Она сознавала, что всѣ выгоды теперь на ея сторонѣ и что онъ не можетъ не чувствовать себя побѣжденнымъ ею.

Онъ упорствуетъ, не сдается; но все же безсиленъ. Это свиданіе, можетъ быть, его наконецъ, сломитъ. Она докажетъ ему, что онъ напрасно затѣялъ съ нею борьбу... О, еще попроситъ онъ, попроситъ пощады! Она еще потѣшится, еще выместитъ всѣ оскорбленія, всѣ свои муки!..

Что-жъ это такое случилось? Зачѣмъ она плачетъ, чего расчувствовалась?..

Она никогда не могла бы объяснить и понять нежданную перемѣну, происшедшую съ нею. Все шло какъ слѣдуетъ. Она говорила именно то, что надо было говорить, повторяла заранѣе приготовленныя ею фразы. И вдругъ...

Можетъ быть, и ей вспомнилось давно позабытое прежнее время. Вѣдь, и она пережила съ этимъ ненавистнымъ ей теперь человѣкомъ хоть и краткія, но все же счастливыя минуты.

Главное же, она вотъ только теперь, сейчасъ почувствовала, что очень устала. Она боролась, повторяла себѣ и другимъ: «я долго терпѣла и подчинялась ему во всемъ; но этого больше не будетъ, я ни на какія уступки несогласна. Онъ упрямъ -- и я тоже, нашла коса на камень!» Все это послѣднее время она только и дѣлала, что разыгрывала несчастную жертву передъ всѣми, а его выставляла какимъ-то извергомъ, да къ тому же и сумасшедшимъ. Двѣ-три ея пріятельницы помогали въ этомъ. Особенно старалась вдова Бубеньева, ради ея интересовъ временно забывшая даже о своихъ собственныхъ скорбяхъ и о своемъ больномъ сердцѣ.

Чего собственно добивалась Лидія Андреевна, всячески портя репутацію мужа и въ то же время желая и настаивая, чтобы онъ къ ней вернулся -- надъ этимъ она не задумывалась. Она просто мстила.

Когда Бубеньева являлась къ ней и, запыхавшись, щуря глаза и хватаясь за сердце, разсказывала о томъ, какъ теперь «всѣ, всѣ» презираютъ Михаила Александровича, а ее жалѣютъ, сочувствуютъ ей,-- она испытывала удовольствіе. Когда «въ Царскомъ» ее встрѣчали тѣмъ, что Соня вѣрно не совсѣмъ хорошо себя чувствуетъ, что она часто бываетъ грустна, задумчива и даже иной разъ неохотно и вяло играетъ со своими подругами,-- она вздыхала, говорила: «да, вѣдь, это онъ, все онъ,-- погубитъ онъ мою бѣдную дѣвочку!» -- и внутри себя была довольна.