Сергей Мосияш - Ханский ярлык

Сунув носок сапожка мальчика в стремя, князь хлопнул по крупу коня:

— В путь, Александр Маркович.

Кормилец повел под уздцы коня. Затаив дыхание сидел в седле юный постриженец. Выехав из дворца на колеснице ребенком, он возвращался в него воином, мужчиной.

Но едва во дворе кормилец снял его с коня, как он, крикнув: «Я к маме!» — побежал к крыльцу. Александр Маркович, улыбаясь, смотрел ему вслед, понимая чувства отрока: «Пусть потешится дите, пока в младости».

•Капторга — застежка.

— Мам, меня постригли! — вскричал княжич радостно, вбегая в светелку княгини.— Я уже воин! Вот, видала?

И он ухватился за рукоять меча и впервые обнажил его.

— Запомни, сынок, никогда не обнажай меч просто так,— сказала серьезно Ксения Юрьевна.— Настоящий воин обнажает его только в бою с врагом.

Княжич смутился, долго ловил концом меча устье ножен, поймал. Загнал меч в ножны.

— Поздравляю тебя, Мишенька,— улыбнулась Ксения Юрьевна, дабы замять неловкость,— А кто у тебя пестун?

— Александр Маркович. Он и коня моего вел, и с седла меня снимал. Мам, а что такое порок?

— Порок? — переспросила княгиня.— А от кого ты слышал?

— От дяди. Он так и сказал: лень — мать всех пороков.

— А-а,— улыбнулась Ксения Юрьевна.— Князь Василий имел в виду плохие привычки. Ну, скажем, жадность, обжорство, в питии излишества, трусость.

— Я никогда не буду трусом.

— Дай Бог. Дай Бог, сынок.

— Я хочу к мамке сходить.

— Сходи, сходи к кормилице, порадуй ее. Да Сысою-то подари что-нибудь, как-никак он тебе брат молочный.

— А что подарить ему?

— Не знаю, сынок. Посоветуйся с пестуном. Кстати, и всегда говори ему, куда идешь.

— А я сказал ему, что к тебе.

— Вот и правильно. Да не забудь пригласить Настю с мужем на пир. Для чади столы на дворе ладят.

Княжич выбежал на улицу. Кормильца нашел у конюшни, он расседлывал коня.

— Александр Маркович, я хочу к кормилице зайти, на пир их позвать.

— Ступай, Михаил Ярославич, ныне ради постригов твоих ты волен кого угодно приглашать. Навести мамку, порадуй.

— А что мне подарить Сысою, Александр Маркович?

— Сысою? А зачем?

— Ну как же? Меня вон мечом опоясали, а ему, чай, обидно станет.

— Хых,— хмыкнул пестун одобрительно,— пожалуй, ты прав, ангельская душа. Ну до меча он не дорос званием. Ну коли ты не хочешь себя перед ним ронять, подари-ка ему засапожник.

С тем Александр Маркович нагнулся и вынул из-за голенища нож.

— Вот. Острый, убойный. Но накажи, чтоб не шибко им размахивал. Кого ежели ранит, и нож отберу, и задницу лозиной отчихвостю.

Увидев на пороге своей клети княжича, Настасья вскричала радостно:

— А кто к нам пришел-то, Боже милостивый! Деточка мой славненький.— Она кинулась навстречу гостю, обняла ласково, прижала к пышной груди.

Удивительно, но княжичу было приятно это. Даже забылось о своем новом положении воина и мужчины.

— Мамка, смотри-ка, смотри-ка,— пытался он показаться ей.

— Да вижу я, вижу, деточка. Экий ты наш молодец! — отстранив княжича и оглядывая его, восхищалась Настя.

— А где Сысой?

— Да токо что тут был.

— Я и ему подарок принес.

— Сысой, Сысой! — закричала Настя,— Куда ты запропастился?

Мальчик появился в дверях. Увидев гостя, расцвел:

— Миш, здравствуй.

— Здравствуй, Сыс,— отвечал княжич.— Я вот тебе подарок принес.

— Ой, спасибо,— проговорил мальчик, восторженно глядя на нож.— Ох, спасибо так спасибо, Миша.

Молочный брат княжича был на полголовы выше, да и шире, и, наверное, намного сильнее своего господина.

Настя, вскормившая их обоих, никогда не позволяла показывать Сысою физическое превосходство над Михаилом. Еще с того времени, едва они шарашиться, ходить начали, она всегда окорачивала свое чадо: «Не смей его трогать, не про твою честь».

А когда подрос Сысой, объяснила сыну меж ними разницу, кто есть кто и кому из них что впереди назначено. Постаралась не возбудить у сына неприязни к княжичу, а, наоборот, сблизить их:

— Ему править Богом назначено, сынок, а тебе беречь его.

И Сысой, получив в подарок нож, тут же определил ему применение:

— Это для всякого, кто тебя обидит, Миша.

Княжичу было лестно это слышать, а Сысой словами не ограничился. Обернувшись к двери, он швырнул в нее нож, и тот неожиданно и для самого Сысоя воткнулся в дверь.

— Я его вот так! — сказал он с торжеством.

Было бы княжичу в самый раз сообщить своему «молочнику» предупреждение Александра Марковича за такое применение ножа. Но Михаил смолчал, поскольку нож вонзился в его «обидчика». Мало того, попросил:

— Сыс, а ну, еще раз покажи.

— Пожалуйста,— согласился великодушно Сысой. Выдернул нож, отступил и снова кинул в дверь. Однако на этот раз нож, ударившись плашмя, со звоном отлетел от двери. Это несколько озадачило мальчика, но он, подняв нож, снова кинул его в дверь. И опять нож отскочил от нее. И в третий. И в четвертый. Лишь на пятом броске нож наконец опять вонзился в дверь.

А в следующее мгновение она отворилась, и на пороге явился отец Сысоя ловчий Митяй.

— Ах, Господи! — воскликнула Настя.— Ты бы отца ранил, окаянный!

Митяй выдернул нож из двери, подкинул, сказал:

— Хорошо. Сгодится,— и хотел сунуть его за голенище.

— Отдай,— громко сказал княжич,— Отдай, не тебе дарено.

— О-о, да у нас княжич в гостях,— молвил Митяй.— Со свету-то и не разглядел. Поздравляю тебя с постригами, Михаил Ярославич.

— Отдай, говорю. Слышишь?

Ловчий знал, что спорить с членом семьи княжеской бесполезно и даже опасно, а потому отдал нож сыну, молвя обескураженно:

— Ему-то он к чему? А мне бы...

— У тебя свой есть.

Дабы загладить вспыхнувшую в избе распрю, Настя сказала радушно:

— Вот и славно, все в сборе, садитесь-ка к столу лучше да поешьте-ка свежего калача с молоком.

Чего скрывать, княжич любил есть у кормилицы, столь искренне и с нежностью предлагала она ему немудреное угощение свое — молоко с хлебом. Наливала ему первому и всегда в одну и ту же глиняную обливную муравленую кружку.

— Вот, деточка, тебе из твоей любимой.

Ловчий и Сысой, да и сама Настя хлебали молоко ложками из общей деревянной миски, а если кому-то и наливала хозяйка в отдельную кружку, то в обычную, без облива.

Съев полкружки, княжич наконец сказал, видимо вспомнив о только что случившемся:

— Да, Сыс, ежели кого из людей ранишь, то нож отберут у тебя.

— Я че, злодей, че ли? — просипел Сысой.

— Вот-вот,— подхватил Митяй, решив, что княжич его сторону берет.— А я про че говорю?

Но княжич, почувствовав это, не стал далее грозить «за рану», то есть поминать про лозу и задницу. Допив молоко, вылез из-за стола.

— Спасибо, Настенька.

— Не за что, деточка. Приходи, не забывай мамку.