Сергей Мосияш - Ханский ярлык

— Потому и не послал, что все до зернышка скормил голодающим.

— Но сеял же?

— Сеял. Но кто ж семенное зерно включает в выход, Нев-рюй? Сам посуди, если я нынче не посею, что я в зиму повезу вам?

— Тут ты прав, князь Михаил,— неожиданно согласился Неврюй.— Но все же выход для вас должен быть на первом, главном месте, а потом уж голодающие.

— Не спорь, Миша,— шепнул князь Данила.— Не докажешь.

Но оказалось, слух у Неврюя был как у лисы.

— Отчего не докажешь, князь Данила? — ухмыльнулся он.— Ежели говорить все как есть, истинную правду, доказать можно.

— Ну коль ты хочешь истинную правду, высокочтимый Неврюй,— с плохо скрытой насмешкой заговорил Данила,— то изволь. Ты сказал, что против года, когда численники народ считали, собрали, мол, менее трети. Так с кого же собирать-то? Ваш салтан Дюденя железной метлой по Руси прошелся, закрома повымел, людей кого не убил, в полон увел, у меня вон Москву сжег...

— Данила-а,— вдруг возвысил голос князь Андрей.

— Что Данила? Что Данила? Я уже тридцать шесть лет Данила. Хорошо, у тебя во Владимире храмы каменные? А у меня?

— А кто ж тебе не дает строить каменные. Меньше гореть будешь. И не заговаривайся.

— Я заговариваюсь? Это, брат, ты зубы заговариваешь, чтоб я часом не напомнил, где ты был при Дюдене. Не по твоей ли указке он четырнадцать городов на щит взял? А? Че морщишься? Не люба правда? А?

— Помолчи, Данила.

— Нет, пусть говорит,— разрешил Неврюй.— Мы ж здесь собрались, чтоб все выговорить, чтоб не держать камень за пазухой.

— Так вот я и говорю, высокочтимый Неврюй, сперва Дюденя, а потом и голод прошелся по земле, откуда ж такой же выход будет, как после числа? И между прочим, жгли города по выбору. Небось Городец не тронули, Нижний Новгород тоже обошли. Переяславль хоть пограбили, но не сожгли. Отчего? Да оттого, что князю Федору как союзнику подарили. Правда, когда его оттуда попросили, он сам сжег его.

— Это ложь! — вскочил Федор Ростиславич.

— Вишь, как правда тебе глаза уколола, Федя. Ажник подпрыгнул. А ну-к еще ножкой притопни. Ты, милок, ты сжег Переяславль.

— Докажи, Данила Александрович, прежде чем напраслину возводить. Чтобы я, да своей рукой...

— Зачем тебе было своей, али слуг мало?

— Ну что вы спорите? — вмешался великий князь.— Али мало наши города горят от всяких разных причин, то молния, то от лучины, а то еще отчего.

— То от набега поганского, то от руки княжьей,— не удержался, съехидничал князь Данила.

— Нет, Андрей Александрович,— не успокаивался Федор Ростиславич.— Пусть он докажет.

— В самом деле, Данила, с чего ты решил, что князь Федор это сотворил?

— А спроси племяша нашего, Ваня,— повернулся к соседу Данила.— А ну-к скажи, чего ж ты молчишь?

— Так что уж теперь,— замялся переяславский князь.

— Ага-а,— закричал Федор Ростиславич, по-своему восприняв колебания молодого князя.— Чего ж ему говорить, раз его там в то время еще не было.

— Так, Федор Ростиславич,— взглянул ему прямо в лицо князь Иван,— жители-то, погорельцы, двух твоих гридей-за-жигалыциков схватили.

— Ну так где же они?

— Вестимо, тут же убили.

— А може, это твои гриди были,— осклабился Федор, садясь на лавку.

— Твои, Федор Ростиславич, твои. Ты там, почитай, год сидел, мизинные всех твоих отроков в лицо знали.

— Ну, мизинные мало ли чего не нагородят. Токо слушай чернь-то.

— Нет, ты гляди,— опять вскочил возмущенный Данила,— Кто ж ты после этого, Федор? Ты ж самая настоящая змеюка подколодная.

— Князь Данила! — крикнул Андрей, стукнув ладонями по подлокотникам.

— Что Данила, что Данила? Я вот ему дам в рыло, вот и узнает князя Данилу.

— Ты не смеешь бесчестить князя! — кричал Андрей.

Но московский князь уже сорвался с цепи:

— Какой он, к черту, князь? Он грязь!

-Ну, знаешь...— поднялся с лавки Федор, ободренный явным заступничество великого князя.— Такого сраму не прощают.— И цапнулся за голенище, намереваясь явно припугнуть москвича.

Однако у Данилы засапожник быстрей блеснул в руке, что явилось неожиданностью для Федора. И он тут же закричал:

— Видал, Андрей Александрович, он на съезд оружным пришел.

Однако великий князь не стал оговаривать за это брата, так как понял, что и у Федора за голенищем не сучок припрятан, просто он его достать не успел.

— Будет вам, петухи!

Столь бурное и горячее начало съезда не сулило хорошего продолжения. Неврюй не вмешивался в споры, понимая, что здесь правого все равно не найти. Обид у всех накопилось столько, что дай Бог, чтоб до крови не дошло.

В первый день Бог миловал, до драки не дошло, хотя и не раз назревало. Отпуская братию, великий князь наказал:

— Завтра с утра продолжим. Князь Иван, задержись на часок.

Когда все ушли, князь Андрей поднялся со стольца, подошел к Ивану, сел рядом на лавку.

— Ну как управляешься, племяш?

— Спасибо, дядя. Хорошо.

— Тебе, Иван, надо после съезда в Орду ехать.

— Зачем?

— Как зачем? Пред очи царя явиться, ярлык на княжение получить. Ныне ты без ярлыка, тебя кто хошь согнать может. А отвезешь Тохте выход... Надеюсь, ты собрал что-то?

— Собрал, но не все.

-Ну, скоко есть, вези. Поклонись. Да лучше с женой езжай. Тохта любит, когда с женами приезжают, он тогда более доверия являет князю.

— Хорошо, Андрей Александрович, я поеду.

За воротами князья Данила и Михаил ждали Ивана, держа его коня. Он сел в седло. Поехали шагом на свое подворье.

— Ну чего он там? — спросил князь Данила.

— В Орду шлет выход везти и ярлык получить.

— Ну туда, конечно, надо съездить.

— Дядя Данила, Михаил Ярославич, прошу вас, присмотрите за моим уделом, пока меня не будет.

— Присмотрим. Ты оставь наместника кого из бояр. И накажи, чуть что, чтоб ко мне гонца поспешного слал. Мы присмотрим, Ваня, не бойся. Ты токо там не вздумай Тохте на Андрея жалиться, он потатчик его. Андрей-то в молодости там почти два года прожил, видно, и сдружился тогда с ним, еще с ханичем.

На следующий день съезд резко разделился. И хотя в самом начале Неврюй велел более говорить о всей земле Русской, о желаемом пополнении выхода и особенно хлеба, князья сразу же скатились к обоюдным попрекам.

С одной стороны за спиной великого князя встали князь

| Федор Ярославский и Константин Ростовский, с другой сто роны — князь Данила с Михаилом Тверским и Иваном Переяславским.

I Поскольку княжества не имели четких границ, то при сборе дани невольно или с умыслом сосед залезал в чужой удел и собирал дань с деревень, ему не принадлежащих. В самый разгар препирательств Константин Борисович вспомнил и про Кашинский удел:

— Мой брат Дмитрий, Царствие ему Небесное, подарил князю Михаилу землю, ему не принадлежащую.