Сергей Мосияш - Ханский ярлык

Далее Иван Дмитриевич велел вписать в духовную грамоту всех присутствующих, каждому из них поставить подпись и поцеловать крест на соблюдение его предсмертной воли.

Иван Дмитриевич знал, что, не составь он эту духовную грамоту, его удел отойдет великому князю Андрею Александровичу как старшему в роду. А он не хотел этого, так как ненавидел князя Андрея и понимал, что только Данила Александрович исполнит его волю: не обидит оставшуюся вдовой молодую жену.

Когда все удалились и остался с ним только Юрий Данилович, Иван спросил его:

— Ну, ты доволен, брат?

— Да,— ответил тот,— Но Андрей, воротясь из Орды, взовьется.

— Знаю. Пусть его. Скажи отцу, чтоб наместником здесь тебя посадил, ты боярам моим и челяди поглянулся.

— Хорошо, Иван Дмитриевич.

— Положи меня рядом с отцом.

Князь Иван прикрыл глаза, прошептал:

— Скорей бы уж... отмучиться...

Однако мучиться князю Ивану пришлось еще две недели, до середины мая. Отпевали его в соборе Святого Спаса и там же положили рядом с отцом.

Со смертью бездетного князя Ивана и по его завещанию удел московского князя Данилы Александровича увеличился сразу вдвое. Москва, куда обычно отправляли самого младшего из семьи, вдруг начала равняться с великокняжеским столом Владимирским.

Такого возвышения Москвы великий князь Андрей Александрович не смог перенести. Явившись из Орды и узнав о случившемся, он возмутился:

— Как это мимо великого князя распорядились нашим родовым уделом? Переяславль по всем законам должен быть моим, только моим.

И он немедленно отправился в Переяславль. По-хозяйски въехав на княж двор, который с детства считал своим, он стремительно вошел во дворец и, увидев перед собой молодого Юрия Даниловича, спросил:

— Ты что тут делаешь?

— Меня отец прислал сюда наместником.

— Х-ха-ха. Какое он имел право присваивать Переяславль?

— Согласно последней воле Ивана Дмитриевича Переяславль стал московским уделом.

— Какая еще воля? Чего ты городишь?

— Есть крепостная грамота.

— Где она? Покажи мне ее!

— Она у отца, Андрей Александрович.

— Почему не у тебя?

— Потому что грамота составлена на его имя.

— Ванька перед смертью совсем выжил из ума! — возмутился князь Андрей.— Разве ему не было известно, что Переяславль всегда был у старшего? Мне, только мне он должен был передать мою дедину. Это мой удел. Ты понимаешь?

— Понимаю, Андрей Александрович,— согласился Юрий.— Но воля покойного... Ее же нельзя переступать.

— Я хочу видеть эту крепостную грамоту.

— Но она в Москве.

— Езжай в Москву. Пусть отец твой приезжает сюда, и мы разберемся. И пусть везет эту грамоту. Пока не увижу своими глазами, я Переяславль не уступлю. Езжай и скажи Даниле, что я выгнал тебя.

— Но, Андрей Александрович, ты же тоже подписывал в Дмитрове ряд-докончанье. Там же все клялись не покушаться на чужое.

— Мне Переяславль не чужой. Я тут родился и вырос. Это ты чужой здесь, твоя отчина Москва. Отправляйся.

Молодой конюх Романец, седлавший коня для Юрия, негромко молвил ему, подавая повод:

— Юрий Данилович, вся челядь переяславская за тебя стоит и бояре тоже. Гнал бы ты его со двора.

— Он, Романец, великий князь в Русской земле, и мы все в его воле.

— Да знаю я, но надоел он нам как горькая редька. Знаешь, как его в народе дразнят?

— Как?

— Хвост Татарский. Так радовались, что к князю Даниле перешли, а тут его нелегкая принесла.

— Ничего. Все уладится. Привезем ему заветную грамоту. Он согласится, куда денется.

Через неделю приехал в Переяславль из Москвы князь Данила Александрович.

— Ну, где твоя грамота? — встретил его вместо приветствия вопросом великий князь.

— Со мной.

— Кажи.

— Покажу, но не ранее чем мы соберем всех послухов, при ком писалась она.

И во дворец были призваны все свидетели — епископ, бояре и даже писчик, писавший грамоту.

И чем более их являлось в горницу князя, тем более мрачнел Андрей Александрович. Наконец процедил сквозь зубы:

— Да у вас, вижу, здесь заговор.

— Окстись, брат, о чем ты говоришь? — сказал князь Данила и, развернув, протянул ему грамоту,— Вот читай, при всех послухах читай завещание Ивана Дмитриевича.

— Почему я должен читать? Что у вас, все неграмотные?

Данила Александрович пожал плечами, вздохнул, обернувшись к свидетелям, спросил:

— Кто прочтет?

— Давай я, князь,— вызвался писчик.

Однако это не понравилось Андрею Александровичу.

— Пусть прочтет святый отче,— сказал он.

Данила подал грамоту епископу. Седой иерей принял грамоту и, отстранив ее далеко от глаз, прочел нараспев, как привык читать молитву. Потом не спеша свернул ее и подал князю Даниле.

Великий князь, насупив брови, что-то ковырял ногтем в столе и долго молчал, наконец поднял глаза на присутствующих:

— И вы все подписали?

— Да,— невольно хором отвечали свидетели.

— Ступайте,— махнул рукой Андрей Александрович.

Но когда все ушли, он сказал князю Даниле:

— И все-таки это не по закону.

— Ты опять за свое, Андрей.

— Как ты не понимаешь, Данька,— вдруг почти со слезой начал Андрей,— я здесь родился. Здесь. Вот на этом самом месте. Вырос. И вдруг является сюда хозяином москвич какой-то. А? Это справедливо?

— Но я же тоже родился здесь.

— А посадил сюда Юрку-сопляка.

— Юрий здесь наместником, пока привыкнет к управлению. Ты же тоже не сидишь сразу и в Городце, и в Нижнем, и в Новгороде, хотя владеешь всеми ими. Тебе этого мало? Так?

— А-а, ни черта ты не понимаешь, Данила.

— Я все понимаю, Андрей. И считаю, Иван, Царство ему Небесное, правильно рассудил, что Переяславль Москве отказал.

— Кстати, о Новгороде. Им владеть — все равно что налима голыми руками держать. Того гляди, высклизнет. Сам знаешь. Даже отца выгоняли, хотя он выручал их не раз. Это я к тому, что говоришь, я владею Новгородом.

— Но Городец и Нижний твои же. А Владимир чей? Тоже твой. Почему тебя бесит, что к моей Москве Переяславль присо вокупился?

— Ты так ничего и не понял,— махнул рукой великий князь.

— Я все понял, Андрей. Все. Ты хотел бы усилиться того более. А для чего?

И едва удержался, чтоб не спросить: «Татарам больше выход собирать?»

— А ты для чего на Рязань руку протянул? — спросил, в свою очередь, Андрей Александрович.— Вторым Юрием Долгоруким хочешь стать?

— Ну, с Рязанью я хочу союз заключить,— отвечал, несколько смутясь, Данила. В мыслях-то потаенных он хотел бы и Рязань к Москве притянуть, как и Переяславль. Да не получилось по задумке-то: у Рязани хозяин был — Константин Романович. Хоть он вроде в плену в Москве, а все ж Рязань-то его. Вот если б удалось его уговорить написать такую же грамоту, какую Иван написал, тогда б никто не смог попрекнуть князя Данилу ни в чем. Но упирается князь Константин, боится: «Напишу, а меня тут же и проводят на тот свет».