Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

– Куда уж. Как раз предостаточно. Даже сам Панин утверждал, что у России и без того столько земли, что с нею трудно справиться, надобно лишь поразмыслить о крайних заставах и союзникам своим вспоможение оказать. Я же иначе, нежели он, ставил задачу: непременно отвоевать для России земли, захваченные османами на Архипелаге, или заполучить острова в полную вольность греков, подобно тому, как приключилось в Крыму, но я не сумел укрепиться ни в Морее, ни в Сирии. Слишком мало было русских сухопутных сил, и если мы и одерживали успехи на суше, то затем скорее спешили взять свой десант обратно на корабли. Всё это время вплоть до Кучук-Кайнарджийского договора середины лета 74-го года мой флот был хозяином на северо-востоке Средиземного моря. Наша блокада турок была нешуточной. Турецкий флот, что уцелел, всё время так и стоял себе либо в Мраморном море, либо в Босфоре. За три года блокады мы много торговых судов османских причислили к себе и товар ихний отобрали. Брали и фрегаты, ежели те осмеливались показываться. Но блокада наша со временем превратилась в достаточно мирное предприятие. Ещё в Смирне, после Чесмы, я приказал всех турецких пленных отпускать с миром. Но со временем турки перестали противиться пребыванию нашей эскадры у османских берегов. Турки не так боялись нас, русских, как озлобленных греков, особенно албанцев, которые действовали нам в помощь. Однажды турецкий паша в возблагодарение прислал мне лошадь в нарядной упряжке, готов был жить поблизости нас, боялся только албанцев. Мне даже казаться стало, что турки народ благожелательный, не в пример греческому. У них порядок был, они слово держали и закон исполняли. А когда они узнали, что я лошадок люблю, так подарками стали одолевать. Скакунов арабских дарили, да каких, что глаз не отвести! Здесь, в Европе, я научился многому. Конезаводы посещал, лекции ученых-зоотехников слушал, лучших коней скупил, и лучшими для меня арабские скакуны стали. Я наблюдал, как турки с лошадьми ласковы. Это они у арабов-иноверцев наших переняли. Выходит, они ласковее нас, русских. Урок мне, дураку, на всю жизнь. Вот что тебе хочу сказать: религии людей объединять должны, а не разобщать! Да, Богу молиться мы по-разному обучены. И что же теперь, вовеки будем воевать, что ли, пока не вырежем друг дружку? Здесь есть, о чем крепко призадуматься. Вот в чем моих размышлений суть.

– Видать, с приключениями своими ты решил покончить. Крови повидал предостаточно и более не желаешь. Теперь душа твоя трепетная ласки требует. Вот уж кому алмазы в радость, кому красавицы, а тебе, выходит, конь заморский стал по-настоящему душу греть.

Глаза Алехана стали влажными и полные губы задрожали.

– Точно так, разгадала ты меня, не зря тебя ведьмой кривоглазой ребятишки здешние кличут, всё ты примечаешь! Лошадь, дорогая моя, которая человека полюбит, сама становится как человек наполовину. Её бить не надобно совсем, только лаской. Она, как собака, хочет понять, чего желает от неё человек. Я уже много лошадок погрузил на корабли и отправил в Петербург, а оттудова их ко мне под Москву в Остров отправят. Хочу я конезаводчиком быть, а не генералом. Кровушку людскую не хочу более видеть я! Уйду в отставку, только матушка бумаги подпишет, мною уже составленные, я такое дело хочу сделать, что даже себе боюсь признаться!

– Что же за дела у тебя будут такие секретные! Неужто в России лошади имеют значение большее, чем у нас? – удивилась Корилла.

– Никому не сказывал, а тебе откроюсь! Племенного жеребца я себе прикупил, 60 тысяч серебром не пожалел положить!

– Да ты, граф, в своем ли уме, 60 тысяч? – Корилла невольно присвистнула. – За такие деньги всех лошадей в Тоскане немудрено купить!

– Э, нет, голубушка, у вас здесь таких красавцев нет! Своего же я не кораблем повезу в Россию, а пёхом – мне его таким же манером из Аравии через Турцию доставят. В России, как и у вас, норовят всё больше коней венецианской породы запрягать. Ты думаешь, почему у нас больше предпочитают шестерочные упряжки? Не от барства нашего! Не роскошью хотим удивить, а всё от того, что лошадки ваши слабые. Разбег берут очень быстро, но быстро и выдыхаются. Задумал я путем отбора и селекции проводить скрещивание и получить постараюсь лошадь для русских дорог. Дороги у нас негодные не в пример вашим, а забот с пахотой у нас поболее вашего. Лошадь нам выносливая нужна для дальних дорог, красивая по статям, хочу, чтоб быстрой была, как ветер!

– Такую все хотят, да ни у кого не выходит.

– Верю я, у меня выйдет, студ-буки заведу, всё чин по чину организую. Рысак будет мой, Орловский, я чую. Что ты фыркаешь, моя дорогая, как я говорю, так и будет!

Корилла обняла графа и прижала его лицо к своей груди.

– Алексис, не держи обиду на меня. Просто завидую я тебе, что за какое дело ни возьмешься, всё у тебя ладится. А может, и стервозность моя бабская дает о себе знать. Но, замечу тебе, что доброта русских людей к пленным туркам пробудила интерес у нас, итальянцев, к вашей стране. Помню, в ливорнской газете «Новости света» вышла статья с таким признанием. Да, граф, соглашусь, наше представление о русских как о невежественных варварах заметно изменилось, и, может быть, в первую очередь, благодаря тебе.

– Перестань меня похвалять, прошу тебя, милая!

Алехан с минуту помолчал и, опустив глаза, тихо и как-то виновато промолвил:

– Корысть вот у меня была и есть, скрывать не стану, корысть в лошадках арабских.

– Я сейчас не о лошадях, я говорю прежде о мягкости твоей души. Да что я, мне твои английские приятели доверительно сознавались, что ты вместе с Фёдором и Григорием, будучи известными в России кулачными бойцами, изобрели метод, чтобы бои заканчивались без травм.

– Они тебе и не то поведают, дай им волю. У нас в России издавна после массовых стычек стенка на стенку было много покалеченных, изуродованных, а, порой, и убитых. Я старался всегда применять свою хитрость – перво-наперво соперника с ног сбить, что называется, «с чистоты снять». Сознаюсь, грешен, и я калечил и уродовал, но видит бог, всегда без злого на то умысла. Бой на кулаках, как и бой на рапирах это своего рода наука, а всякая наука мудрости требует. Не знаю, поверишь ли, но у нас на Руси бой на кулаках отнюдь не на злобе замешан, а на духе соперничества. Бой начало имеет с поцелуя соперников. Предаемся мы этой кулачной забаве только зимой для сугреву. Летом, в жару – никогда, а в такое пекло, как у вас, и вовсе мука телесная, – Алехан хитро улыбнулся и, сжав кулачищи, добавил, – так что, если дразнить меня вздумаешь, даже если захочешь, не ударю тебя.

– Тогда чем же ответить на мою безрассудную дерзость сможешь? – Корилла засмеялась.

– Ласкою, ласкою берусь осадить любого.