Сергей Мосияш - «Без меня баталии не давать»

— У нас не принято на сухое горло и петь и плясать.

И понёс поднос музыкантам, велел всем выпить, не исключая и певицу. Как-то незаметно случилось так, что гость стал распоряжаться в доме, а настоящая хозяйка тому не только не противилась, а, наоборот, радовалась.

— Герр Питер, — сказала Софья, уже захмелевшая. — А не станцевать ли нам?

— С удовольствием. Но сперва я должен посмотреть, как танцуете вы.

— Шарлотта, давай покажем.

Музыканты заиграли, курфюрстины начали танцевать, но что-то не устраивало Петра, он кивнул:

— Алексашка, тащи наших музыкантов.

Меншиков исчез и вскоре появился с нашими балалаечниками, ложечниками, дудочниками.

— Мин херц, что ж мы тут с двумя фраумами, там такие девчонки-ягодки.

— Зови всех.

С улицы стайкой входили служанки и слуги принцесс, жались к стенам. Пётр окончательно взял в свои руки управление вечером. Разлив вино в стаканы, он первым делом напоил музыкантов и приказал:

— Ребята, жарьте нашу плясовую.

Те ударили «русскую», на круг вылетел Алексашка и пошёл так отбивать дробь, что звенела посуда на столе. Пётр, размахивая руками, кружился вкруг него. Ментиков запел:

— Что, что он спел? — пристала Софья к Лефорту, заинтригованная смехом русских.

— Он спел о любви соловья к кукушке, ваше высочество, — перевёл Лефорт. — А это на русском языке очень смешно.

А Меншиков, притопывая, заорал другую:

Тут и Лефорт не удержался, захохотал, и опять курфюрстина Софья попросила перевести.

— Это, ваше высочество, река Дон разлилась, а воробей и заяц, подтянув штаны, переходят вброд.

— Воробей и заяц подтягивают штаны, это вправду смешно, — согласилась, улыбаясь, принцесса.

— Танцевать всем! — закричал Пётр, не любивший бездельных зевак даже в веселье. — Всем, всем.

Кончилась пляска, Софья неожиданно заявила:

— Я хочу тоже научиться «русскую» плясать.

— Лефорт, покажи, видишь, я занят, — приказал Пётр, снова наполняя стаканы. — Алексашка, угощаем всех!

Сам нёс на подносе стаканы, заставлял пить и мужчин и женщин, кто отказывался, настаивал с упрёком:

— Как так? За здоровье своей курфюрстины не выпить? Пей, душа моя, пей.

А Лефорт меж тем, выйдя с Софьей на круг, показывал, как пляшется «русская».

— С каблука на носок, ваше величество, с носка на пятку. Вот так, вот так.

А Пётр не успокоился до тех пор, пока не обнёс всех вином, заставляя мужчин пить и по два стакана, второй уже за его, Петрово, здоровье.

Потом начались всеобщие танцы. Пётр приказал своим преображенцам-музыкантам разбирать дам и танцевать: «Пусть играют итальянцы». Сам схватил Софью, кружился с ней, хохоча и притопывая. Несмотря на большой рост, был ловок и галантен. Софья тоже раскраснелась от выпитого вина и от веселья, виновником которого был её высокий гость — царь всея Руси.

— Мин херц, — подлез Меншиков к Петру. — А что это у их дам рёбра как железные, взяться не за что, пощупать невозможно.

— Дурак, — рассмеялся Пётр, — это у них корсеты на китовом усу. Вот воротимся домой, велю нашим боярышням носить такие же. А то расплылись квашнями, видеть тошно. А эти, вишь, стройные как осы.

Веселье продолжалось до рассвета. Пётр велел притащить бочонок с вином и угощал всех, уже почти силой. Дворецкий, смекнув, что этак можно и окочуриться, потихоньку смылся, вскоре за ним истаяли и камергер с поварами. Видать, не зря молвится: что русскому здорово, то немцу — смерть.

И несмотря на шум и музыку, нёсшуюся снизу, вскоре уснула в мезонине принцесса Доротея, будущая королева Пруссии. Не отстал от неё и брат Георг, которого в грядущем ждала английская корона. Отдавшись в сладкие объятия Морфея, принц держал под подушкой руку, где лежала искрученная царём ложка — такой дорогой приз для мальчишки.

Пётр не мог передвигаться столь медленно, как ползло Великое посольство, тащившее с собой огромный багаж. От Коппенбурга он доехал с ним до реки Липпе, а там купил большую лодку, оставил посольство и поплыл к Рейну, взяв с собой восемнадцать волонтёров. Поплыл в Голландию.

Доплыв до Амстердама, Пётр высадил всех, поручив заботам Фёдора Плещеева, и, взяв с собой лишь самых близких людей, отправился далее к Саардаму, о котором много был наслышан от плотников-голландцев, трудившихся на воронежской верфи. В Амстердаме в одной из портовых лавчонок Пётр переоделся в одежду голландского плотника — в красную фризовую куртку и холщовые шаровары, а на голову водрузил клеёнчатую шляпу.

Ночь на 7 августа застала их в пути. Пришлось ночевать на берегу в какой-то сторожке. Едва начало светать, двинулись дальше. Над рекой вис туман, постепенно начинавший редеть. Впереди по курсу увидели небольшую лодку рыбака. Подплыли ближе.

— Эй, — крикнул Пётр рыбаку, — далеко ли до Саардама?

Рыбак повернулся к ним лицом и вдруг вскричал в изумлении:

— Ваше величество, вы ли это?

— Ба-а, Геррит Кист, — узнал в рыбаке Пётр кузнеца, которого отпустил из Москвы домой. — Подгребёмся-ка, ребята.

Лодки сошлись, все радовались нежданной встрече, особенно кузнец и Пётр.

— Вот хорошо, что мы тебя встретили, Геррит, снимем у тебя квартиру. Пустишь?

— Государь, но я беден, и тебе, царю, разве пристало жить в лачуге?

— Ты что, забыл, Кист, что я не привередлив в жилье? Ныне вон в лодке спал — и ничего.

— Но у меня нет и свободной комнаты.

— Ерунда. Найдётся какой-нибудь чуланчик, нам и довольно. Мы ведь всего на неделю, ну на десять дней, не более. Ах, Кист, разве гостей так встречают?

— Прости, государь, я очень рад, но... — Кист стал выбирать самодельный якорь. — Поплывём, что-нибудь придумаем.

— А далеко ещё?

— Да вот тут за излукой.

Лодки поплыли рядом, Пётр сказал:

— Да, Геррит, о чём попрошу тебя, не говори никому, кто я есть. Ладно?

— А как же мне сказать?

— Скажи, мол, знакомые плотники из России приехали.

— А как же вас-то звать мне?

— Зови герр Питер. И всё. Мол, вместе на верфи трудились.

Кист поскрёб затылок, покряхтел:

— Какая незадача.

— В чём дело, Геррит?

— Да у меня в задней половине живёт вдова-подёнщица, как-то её выселить надо. А как?

— Вот эту твою половину мы и снимем. Алексашка, дай задаток ему.

— Сколько?

— Ну гульденов тридцать. Хватит тридцать, Геррит?

— Конечно, конечно, ваше... герр Питер. Этого даже много.

— Не много. Вдове, чай, отступные потребуются, гульденов десять. Кстати, Кист, ты передал вдове Муша те пятьсот гульденов, что я послал?